Секреты «цветных революций».Современные технологии смены политических режимов

Двадцать огромных томов никогда не сделают революции; ее сделают маленькие брошюрки по двадцать су
Вольтер
Мирный переворот не терпит импровизаций.
Джин Шарп


У «цветных революций» много секретов. Один из них — фено­мен «мягкой власти» (soft power). В современных условиях фраза Напо­леона Бонапарта «одно слово стоит не­скольких дивизий» получила красно­речивое подтверждение в целой серии «цветных» переворотов. Не претендуя на исчерпывающий анализ роли «мяг­кой власти» в переформатировании политической карты мира, в борьбе за сферы влияния, остановимся на на­иболее значимых моментах этой кон­цепции применительно к «цветным революциям» (ЦР).
Природа «мягкой власти»
Авторство теории «soft power», не со­всем верно переведенной на русский язык как «гибкая власть», принадлежит весьма интересному человеку — про­фессору Публичной административной Школы им. Дж. Кеннеди в Гарвардском университете, члену американской Академии искусств и наук и Диплома­тической академии Джозефу Сэмюэлю Наю. Следует почеркнуть тесную связь этого человека не только с академиче­ской средой, но и с миром практиче­ской политики и разведсообществ. Уже в начале своего пути в науке этот вы­пускник Принстонского университета (а затем — докторант и преподаватель Гарварда) был удостоен премии Сесила Родса, известного апологета мирового господства Великобритании, создателя алмазной империи «De Beers» и дейст­вующей до сих пор закрытой структу­ры под названием «Группа» (или «Мы»). Кстати, согласно завещанию Родса, после его смерти в 1902 году около
3 миллионов фунтов (!) было передано на учреждение студенческих стипен­дий и профессорских грантов. Причем, в завещании было оговорено, что сти­пендии предназначены для уроженцев европейских стран, США и британских колоний «с лидерскими наклонностя­ми» в рамках программы воспитания президентов, премьер-министров и иных высокопоставленных деятелей, которым «предстоит управлять нация­ми и миром»[1].

ПОНОМАРЕВА Елена Георгиевна — профессор МГИМО(У) МИД России, доктор политических наук. Продолжение. Начало см. «Свободная Мысль». 2012. № 1/2.

В дальнейшем свою научную деятель­ность Дж Най успешно совмещал с ра­ботой на высоких правительственных должностях. В 1977—1979 годах он яв­лялся помощником заместителя госсек­ретаря США по вопросам поддержки безопасности, науки и технологии, председателем группы Национального совета безопасности по вопросам нерас­пространения ядерного оружия. В ад­министрации Б. Клинтона он работал помощником главы Пентагона по меж-
дународной безопасности, возглавлял Национальный совет по разведке США, а также представлял США в Комитете по вопросам разоружения при ООН. В ходе президентской кампании Дж. Керри Дж. С. Най претендовал на место совет­ника по национальной безопасности.
Помимо этого создатель концепции «мягкой силы» являлся старшим чле­ном Института Аспена (США), директо­ром Аспенской стратегической группы и членом Исполнительного комитета Трехсторонней комиссии, участником ряда заседаний Совета по международ­ным отношениям. Из всех этих учреж­дений наименее известен, пожалуй, Ин­ститут Аспена. Он был основан в 1950 году миллиардером Уолтером Пап­ке — одним из инициаторов принятия директивы 68 Совета национальной безопасности, закрепившей доктрину «холодной войны». Сегодня Институт возглавляет Уолтер Исааксон, бывший председатель и главный исполнитель­ный директор CNN и журнала «Time», а в Совет правления входят многие знаковые фигуры. В их числе — принц Саудовской Аравии Бандар бин Сул­тан, бывшие госсекретари США Мадлен Олбрайт и Кондолиза Райс, президент корпорации «Дисней» Майкл Айснер, заместитель Генсека ООН Олара Отуну, бывший глава Совета ЕС и НАТО Хавьер Солана и др.[2] Иными словами, Аспенс- кая группа — это закрытый политиче­ский клуб высокопоставленных поли­тиков, разрабатывающих стратегии мироустройства.
Кроме того, в свое вре­мя Най директорствовал в Институте исследований безопасности «Восток— Запад» и в Международном институте стратегических исследований. Наконец, при Б. Обаме его привлек­ли сразу в два новых ис­следовательских проекта: в Центр за новую амери­канскую безопасность и в Проект реформы национальной без­опасности США. Следует отметить, что подобные переходы из науки в поли­тику, из политики в разведку, из раз­ведки в науку и т. п. — широко распро­страненная на Западе практика, целью которой является максимально широ­кое продвижение интересов тех или иных элитных групп. Подобные Наю карьеры в разное время сделали такие разные (но вместе с тем — показатель­ные) персонажи, как Зб. Бжезинский, Г. Киссенджер, М. Макфол.
Что же касается концепции «soft power», то в теоретических выкладках доктора Ная даже для неискушенного читателя очевидна четкая практическая значимость, а именно — разработка механизма закрепления и расширения гегемонии Запада и прежде всего — США: не случайно презентация пере­вода на русский язык его книги «Soft
power» («Гибкая власть. Как добиться успеха в мировой политике») проводи­лась в 2006 году под эгидой посольства США в Московском центре Карнеги.
Что же касается самой теории, то следует заметить, что Най не сформу­лировал чего-либо принципиально но­вого. Различные способы воздействия на сознание, методы ненасильствен­ной обработки властных и иных групп известны давно: о них в разное время писали Н. Макиавелли и французские энциклопедисты, Г. Торо и М. Ганди, Т. Лири и Р. Уилсон и др. Достижение Ная состоит в том, что он сумел не толь­ко концентрированно и емко описать природу, роль и значение «мягкой влас­ти», которая сыграла определенную роль в «холодной войне», но и опреде­лить ее поистине неограниченные воз­можности в ХХ! веке. И эта работа про­должается: как известно, в настоящее время Най формирует повестку «умной власти»[3] для нынешней администрации Белого дома, понимая ее как «способ­ность объединять в различных контек­стах жесткие и мягкие ресурсы власти в успешные стратегии»[4].
Главный смысл «soft power» заклю­чается в формировании привлека­тельной власти, то есть в способности влиять на поведение людей, опосредо­ванно заставляя их делать то, что в ином случае они никогда бы не сделали. Такой власть становится, основываясь не только на убеждении, уговаривании или способности подвигнуть людей сделать что-либо при помощи аргумен­тов, но и на «активах», которые проду­цируют ее привлекательность. Достичь этого, по мнению Ная, возможно, ис­пользуя «власть информации и обра­зов», власть смыслов. Иными словами, ядро «soft power» — нематериальность, информативность и подвижность[5].
В свою очередь создание «привле­кательности» невозможно без линг­вистического конструирования, без интерпретации реальности, без акцен­тирования внимания на взаимно про­тивоположных оценочных суждениях (типа: Бог—Дьявол, добро—зло, свобо­да—рабство, демократия—диктатура и т. д.). Причем именно проводники «мягкой власти» определяют, что есть «хорошо» или «справедливо», какая страна становится изгоем или образ­цом демократической трансформа­ции, подвигая тем самым остальных участников политического процесса соглашаться с этой интерпретацией в обмен на поддержку со стороны субъ­екта «soft power».
«Оседлать историю» (Ф. И. Раззаков), как убедительно доказала практика, не­возможно лишь силовыми методами. Поэтому в современных условиях столь важной оказывается сила «мягкой вла­сти», проявляющаяся как особый тип влияния, особый вид власти, непосред­ственно связанный с информационной революцией самим объемом информа­ции и его ростом по экспоненте, а также со скоростью и широтой распростра­нения этой информации, благодаря новейшим коммуникативным техно­логиям. Информационная революция позволяет «перекодировать» сознание, начиная с изменения исторической памяти и заканчивая миром символов- смыслов. При этом именно смысло­символический мир оказывается наибо­лее значимым: в значительной степени именно на него и ориентируется соци­альная память общества, позволяющая ему противостоять как разрушению из­вне, так и самоуничтожению.
В историческом плане человек все­гда существовал в трех измерениях: в мире реальном, мире информацион­ном и мире символическом. Однако в настоящее время новые технологии и «коммуникации оказывают столь мощ­ное воздействие на сознание, что ре­альные действия и события как будто становятся значимыми лишь тогда, ко­гда они представлены в средствах мас­совой информации»[6]. Реальностью ста­ло активное участие СМИ в изменении, переформатировании символического мира. Необходимо помнить, что в лю­бом обществе «одновременно с рефор­мами, переворотами и революциями, происходят и так называемые символи­ческие революции (курсив мой. — Е. П.), которые призваны резко изменить кар­тину мира. При этом осуществляется ра­дикальный пересмотр “символического капитала”, который накапливался в рам­ках предыдущего этапа истории».
Изменение символических иерар­хий, свойственное символическим революциям, протекает примерно по следующей схеме:
—происходит смена сакральной зоны: общество снимает защиту от сво­их прошлых «богов» — разворачивает­ся критика, которая расчищает место для «богов» новых;
—новая сакральность воплощается в точном отборе символов — проис­ходит смена названий городов, улиц, замена памятников и т. п.;
—как результат предыдущих этапов осуществляется смена зоны агрессии: общество меняет иерархию в системе «друг—враг»;
—старые тексты теряют свою акту­альность; производится большое коли­чество новых идеологических текстов, призванных обосновать смену поли­тических декораций;
—на политическую сцену выходят специалисты по вербализации реаль­ности — журналисты, писатели, ученые;
—символические процессы, кажущи­еся неуправляемыми, на самом деле чет­ко направлены к определенной цели[7].
Кроме того, «природа манипулиро­вания сознанием состоит в наличии двойного воздействия: наряду с откры­тым сообщением манипулятор посы­лает адресату закодированный сиг­нал, надеясь на то, что он разбудит в сознании адресата те образы, которые нужны манипулятору. Это скрытое воз­действие опирается на “неявное зна­ние”, которым обладает адресат, на его способность создавать в своем созна­нии образы, влияющие на его чувства, мнение и поведение. Искусство мани­пуляции состоит в том, чтобы пустить процесс воображения по нужному рус­лу, но так, чтобы человек не заметил скрытого воздействия»8.
«Мягкая сила» как раз и предпола­гает работу с сознанием посредством информации, знаний и культуры, ис­пользуя как краткосрочные, так и дол­госрочные стратегии. «В краткосроч­ном периоде, который, как правило, не превышает нескольких месяцев, наиболее эффективными инструмен­тами являются СМИ, традиционные и новые социальные медиа, с прису­щими им возможностями и ограниче­ниями. В долгосрочной перспективе “мягкая власть” в меньшей степени за­висит от риторики, но больше связана с практикой: государства, имеющие более привлекательные для остальных модели развития, подтвержденные уровнем жизни, экономическими и социальными достижениями, с боль­шей вероятностью будут пользовать­ся авторитетом и одобрением. В дли­тельной перспективе эффективными инструментами “мягкой власти” для государства являются, во-первых, пре­доставление услуг высшего образова­ния. Во-вторых — развитие наук, в том числе общественных, основная задача которых заключается в производстве смыслов — теорий и концепций, ле­гитимизирующих позицию и взгляды этого государства».
8Цит. по:Ф. И. Раззаков. Другой Владимир Вы­соцкий. Темная сторона биографии знаменитого ар­тиста. М., 2011. С. 20, 57.
Совокупность этих стратегий фор­мирует способность «мягкой власти» «воздействовать на систему социокуль­турных фильтров или “матрицу убеж­дений”, составляющих целостность субъективного восприятия объекта, по отношению к которому применя­ется данный тип воздействия. Таким образом, “мягкая власть” тесно связана с дискурсом, с трансляцией информа­ционного сообщения с целью подтол­кнуть реципиента к его прочтению в определенном ключе и, в конечном итоге, заставить его изменить свое поведение»9.
Конкретные последствия подобных умозаключений не заставляют себя ждать. По словам Дж. Ная, «идеалы и ценности, которые Америка “экспорти­рует” в умы более полумиллиона иност­ранных студентов, которые каждый год обучаются в американских университе­тах, а затем возвращаются в свои род­ные страны, или в сознание азиатских предпринимателей, которые возвраща­ются домой после стажировки или ра­боты в Силиконовой долине, направле­ны на то, чтобы “добраться” до властных элит». В долгосрочной стратегии «мяг­кая власть» посредством одного только образования «позволяет сформировать определенное мировоззрение у ино­странных гостей, отражающее ценно­стные ориентации самого принимаю­щего государства (курсив мой. — Е. П.) и позволяющее рассчитывать на благо­приятное отношение к стране пребы­вания с их стороны в будущем».
Далее Най прописывает обязатель­ные этапы долгосрочной стратегии. Формирование «мягкой власти» про­исходит следующим образом: «1) пре­бывание участников образователь­ных программ в стране подразумевает ознакомление с политической и эко­номической моделью ее общества,
9 Е. П. Панова. «Мягкая власть» как способ воз­действия в мировой политике. Автореф. дисс. канд. полит. наук. М., МГИМО, 2012. С. 11.
приобщением к культуре страны пре­бывания и ее ценностям; по возвраще­нии домой они используют этот опыт, в том числе и при принятии решений опираются в большей или меньше сте­пени и на полученные ценностные ориентиры. 2) конкурсным отбором получателей грантов и стипендий, ко­торый подразумевает выделение наи­более перспективных представителей в тех или иных областях деятельности или научного знания; после прохожде­ния обучения с выпускниками сохра­няются тесные связи в рамках сетевых сообществ, различных исследователь­ских центров, что сохраняет за госу- дарством-спонсором возможности по влиянию на зарубежные элиты или ис­пользованию их интеллектуального ре­сурса в собственных интересах (такой подход широко используется США)»[8].
Например, по данным за 2011 год, в США учится свыше 700 тысяч ино­странных студентов, в Великобрита­нии — свыше 300 тысяч, в Австралии — около 150 тысяч. К 2020 году, согласно прогнозу Британского совета, Ассоци­ации университетов Великобритании и компании IDP (Австралия), обучать­ся в высших учебных заведениях не в своих родных странах будут около
6 миллионов человек (!)[9]. И это только студенты, не говоря уже об участниках более специфических программ, ори­ентированных на подготовку граждан­ских активистов, блогеров и т. п.
Ресурсная база «мягкой силы», конеч­но же, не ограничивается обучающими программами. «Soft power» использует весь спектр культурных, информацион­ных, разведывательных, сетевых, пси­хологических и иных технологий. Все это в комплексе позволяет согласиться с мнением немецкого издателя Й. Йоф- фе, приводимым в книге Дж. Ная: «...гиб­
кая власть Америки даже более значи­ма, чем ее экономическая или военная мощь. Американская культура, будь она низкого или высокого уровня, проника­ет повсюду с интенсивностью, которая наблюдалась только во времена Рим­ской империи, но с новой характерной особенностью. Воздействие Рима или Советского Союза в области культуры как бы останавливалось на уровне их военных границ, американская же гиб­кая власть правит империей, где нико­гда не заходит солнце»[10].
С этим не поспоришь, но все же главным инструментом «soft power», используемым при манипуляциях с исторической памятью, причем не требующим непосредственного при­сутствия в стране—инициаторе давле­ния, являются как традиционные, так и новые, сетевые, средства массовойинформации. Именно СМИ являются трансляторами нового видения мира не только в публицистической или на­учно-популярной форме, но и через метафорику художественных произ­ведений, соответствующим образом трактующих определенные истори­ческие факты. Присутствуя ежедневно, а порой и ежечасно, в жизни каждого человека, СМИ фактически управляют мнениями и оценками, интегрируют индивидуальные человеческие умы в массовый разум. В результате у людей продуцируются одни и те же мысли, порождаются одни и те же образы, отвечающие целям и задачам персон, контролирующих средства коммуни­кации. «Когда это на самом деле проис­ходит, то можно наблюдать волнующее незабываемое зрелище, как множество анонимных индивидов, никогда друг друга не видевших, не соприкасавших­ся между собой, охватываются одной и той же эмоцией, реагируют как один на музыку или лозунг, стихийно слитые в единое коллективное существо»[11].
Без преувеличения, в XXI веке важ­нейшим инструментом «мягкой влас­ти», придавшим ей динамизм и мобиль­ность, стали современные средства массовых коммуникаций, сокраща­ющие некогда непреодолимые рас­стояния между материками. Теперь не только упрощается фор­мирование мировоззрения социума конкретной стра­ны, но сама организация и проведение государствен­ного переворота не тре­бует непосредственного присутствия интересантов в какой-либо стране: свер­жение режима возможно дистанционно, посредст­вом передачи информа­ции через различные сети. Нельзя не согласиться с мнением отечественных исследовате­лей Г. Ю. Филимонова и С. А. Цатуряна, согласно которому современный мир, «соединенный интернетом, телеви­дением, радио и газетами, все более напоминает паутину, объединяющую человечество в единое информаци­онное пространство, предоставляя тем самым любому государству статус стороннего наблюдателя, способного
восстановить статус-кво только путем насилия. Формируя посредством этих каналов либерально-демократическую культурную среду, социальные сети и СМИ (прежде всего американские) от­крывают путь к смене неугодных ре­жимов в невиданных ранее масштабах. По сути, изменяется не только методи­ка государственного переворота, но и модель глобального управления, при­обретающая косвенный, более гибкий и согласованный с другими участни­ками международного общения харак­тер. Возросшая роль информации в жизни современного человека, разго­няющей маховик исторического про­цесса, форсирует создание глобально­го сетевого общества, оторванного от традиций и национальных культур»14.
Иными словами, «мягкая власть» в ХХ! веке становится одним из главных способов борьбы за влияние, за терри­тории и ресурсы.
Сетевые технологии как ресурс «мягкой власти» и инструмент «цветных революций»
Сетевые технологии, будучи од­ним из важнейший ресурсов «мягкой власти», стали самым значимым ин­струментом «цветных революций». Не­смотря на то, что в современном поли­тологическом дискурсе понятие «сеть» является одним из самых востребован­ных, и существует уже довольно боль­шой массив литературы, изучающей этот технологический продукт с точки зрения его влияния на массовое созна­ние и поведение, довольно незначи­тельное количество исследователей указывает на самые главные характе­ристики этого явления. В то время как необходимо знать и помнить, что со-
4 Г. Ю. Филимонов, С. А. Цатурян. Социальные сети как инновационный механизм «мягкого» воз­действия и управления массовым сознанием. — «По­литика и общество». 2012. № I. С. 65.
циальные сети — это, во-первых, ор­ганизационное оружие, а во-вторых — бизнес-продукт. Например, по оценкам инсайдеров, рыночная капитализация «Facebook» при выходе на IPO, кото­рое, вероятно, состоится весной 2012 года, может составить 80— 100 милли­ардов долларов[12], а чистая прибыль за 2011 год составила 1 миллиард долла­ров[13]. В сравнении с этим гигантом ка­питализация «Twitter» составляет всего
7 миллиардов, а полученная прибыль от рекламы к концу 2012 году плани­руется около 259 миллионов долларов (у «Facebook» — 4 миллиарда)[14]. Колос­сальные средства вращаются вокруг «YouTube», «MySpace», «ВКонтакте» и других сетевых аккаунтов. Так что со­здавались эти «игрушки» далеко не из альтруистических соображений.
Старт первой в истории социальной сети — «ClassMates» — состоялся в США (1995 год). Проект оказался настолько успешным, что в последующие годы на­чал работу ряд аналогичных сервисов. Прямой аналог проекта — «Одноклас­сники.ру», разработанный российским веб-разработчиком Альбертом Попко­вым (проживает в Лондоне), — появил­ся в России 4 марта 2006 года и насчи­тывает сегодня более 67 миллионов пользователей. Начало бума социаль­ных сетей пришлось на 2003—2004 годы и связано с созданием «LinkedIn», «MySpace» и «Facebook». Для сравнения: если «LinkedIn» создавалась с целью ус­тановления и поддержания деловых контактов, то владельцы «MySpace» и «Facebook» сделали ставку на удовлет­ворение человеческой потребности в самовыражении. С этого периода соци­альные сети становятся своего рода ин­тернет-пристанищем, где каждый мо­жет найти техническую и социальную базу для собственного виртуального «я».
На первый взгляд значение соцсе­тей имеет положительную коннота­цию — теперь любой человек может легко и быстро найти себе друзей, об­мениваться мнениями, дискутировать по любому поводу, начиная с причин изменения климата и заканчивая пер­сональным составом правительства. Позитивно можно оценить и экономи­ческую составляющую проектов, а вот характеристика сетей как оргоружия вряд ли вызовет положительные эмо­ции. Давайте разберемся.
Возьмусь утверждать, что социаль­ные сети представляют собой разно­видность когнитивных технологий по переформатированию мира. Под ког­нитивными (или познавательными) принято понимать информационные технологии, описывающие основные мыслительные процессы человека. Они являются одним из наиболее «ин­теллектуальных» разделов теории ис­кусственного интеллекта. В отличие от фундаментального принципа запад­ного рационализма, сформулирован­ного Декартом в «Рассуждении о мето­де» (1637), — «мыслю, следовательно, существую» (cogito ergo sum), сегодня к понятию когнитивного относятся не только процессы мышления, но и лю­бые формы взаимодействия человека и среды, основанные на построении образа ситуации. Хорошо это или пло­хо, но время меняет принципы и зако­ны, ранее казавшиеся незыблемыми. Так, известное утверждение «кто владе­ет информацией — тот правит миром» уступило место принципу когнитоло- гии «кто умеет систематизировать ин­формацию и из нее получать знания — тот правит миром!»[15].
Истоки когнитивных знаний, согла­сно которым мозг рассматривается как устройство обработки информации, были заложены еще во второй поло­вине XIX века в работах У. Джеймса и
18 См.«Cognitive Technologies». — www.cognitive.ru/ innovation/cognitive/
Г. Л. Ф. фон Гельмгольца. Однако лишь в 1960-е годы на факультете прикладной психологии Кембриджского универ­ситета, возглавляемом Ф. Бартлеттом, удалось организовать проведение ши­рокого спектра работ в области ког­нитивного моделирования. Хотя еще в 1943 году ученик и последователь Бар­тлетта К. Крэг в своей книге «The Nature of Explanation» («Природа объясне­ния») привел весомые доводы в пользу научного изучения таких «мыслитель­ных» процессов, как убеждение и по­становка цели. Уже тогда Крэг обозна­чил следующие три этапа деятельности агента, основанной на знаниях: во-пер­вых, действующий стимул должен быть преобразован во внутреннее представ­ление; во-вторых, с этим представле­нием должны быть выполнены мани­пуляции с помощью познавательных процессов для выработки новых внут­ренних представлений, и в-третьих, они должны быть в свою очередь снова преобразованы в действия[16].
Современные когнитивные техно­логии, усовершенствованные крэгов- ские установки, — это способы транс­формации человеческих свойств и качеств, его поведения за счет либо модификации психофизиологических параметров организма, либо включе­ния человека в гибридные (человеко­машинные) системы. Отдельное на­правление представляют когнитивные технологии, меняющие социальное поведение человека и человеческих со­обществ. Надо сказать, что информаци­онные и когнитивные технологии изна­чально развивались, взаимно дополняя друг друга, создавая задел для нового технологического уклада, в котором объектом и субъектом преобразования становится человек. Бурное развитие биотехнологий в конце ХХ века, появ­ление нанотехнологий привели к рож­дению NBIC-конвергенции (по первым буквам областей, где: N — нано; B — био; I — инфо; C — когно).
Как отмечает И. Ю. Сундиев, к насто­ящему моменту NBIC-конвергенция уже затронула все области человече­ской жизнедеятельности, прямо или косвенно определяя характер, способы и динамику социальных взаимодейст­вий. Благодаря облачным вычисле­ниям, робототехнике, беспроводной связи 3G и 4G, «Skype», «Facebook», «Google», «LinkedIn», «Twitter», iPad и де­шевым смартфонам с поддержкой вы­хода в Интернет социум стал не просто связанным, а гиперсвязанным и взаи­мозависимым, «прозрачным» в полном смысле этого слова. Особую роль NBIC- конвергенция сыграла в появлении новых форм и методов совершения преступлений, а также изменила взгля­ды на военную стратегию. Доминиру­ющими стали «стратегия непрямых действий» и «стратегия безлидерного сопротивления», опирающиеся на се­тевые структуры, создаваемые среди населения потенциального противни- ка[17]. Именно на этом были основаны все политические перевороты, начиная с белградской «революции» 2000 года.
Существенным «достижением» ког­нитивных технологий является раз­работка смарт-форм пресоциализа- ции — добровольно-игрового неосо­знаваемого самим субъектом способа быстрой смены социальных ролей, ста­тусов и позиций. Смарт-формы «упако­ваны», «завернуты» в контркультурную оболочку безобидной игры-прикола и выступают как способы новой кон­солидации людей. Среди смарт-форм наиболее известны флешмобы. Дослов­ный перевод «flash mob» на русский язык означает «мгновенная толпа», хотя пра­вильнее это понимать как «умная толпа», то есть толпа, имеющая цель и четко сле­дующая заранее подготовленному сце­нарию. Собственно, это уже и не толпа.
20См.И. Ю. Сундиев. Когнитивные технологии: темная сторона прогресса. — www.crimpravo.ru/blog/ deviantnoe_povedenie/1458.html
В 2002 году в книге «Умная толпа» специалист по культурным, социаль­ным и политическим импликациям в медиа-сферу современности Г. Рейн­гольд не только подробно описал явле­ние флэшмоба, придавая особое зна­чение новому способу организации социальных связей, структур, но, фак­тически, предвосхитил и описал волну новых социальных революций[18]. Он полагал, что флеш-акции (смартмобы) столь мобильны, благодаря тому, что ее участники используют современные средства коммуникации для самоор- ганизации[19]. Считается, что идея орга­низовать флэшмоб с использованием Интернета как важнейшего ресурса пришла в голову создателю первого сайта для организации подобных ак­ций FlockSmart.com Робу Зазуэту по­сле знакомства с текстами Рейнгольда. Сегодня флэшмобы используются до­вольно широко и, как показывают ис­следования, формируют совершенно особую реальность.
Дело в том, что флэшмобы являют­ся механизмом формирования конк­ретного поведения в данный момент в данном пространстве. Управляемость «умной толпы» достигается за счет целого ряда организационных прин­ципов. Во-первых, акция заранее гото­вится через официальные интернет- сайты, где мобберы разрабатывают, предлагают и обсуждают сценарии для акций. Сценарий, место и время акции назначается либо администрацией сайта, либо путем голосования.
Во-вторых, чтобы не вызывать отри­цательной реакции у случайных зрите­лей, такие акции проходят тихо и без шума, спокойно и вообще еле заметно. Чтобы не вызвать смех у случайных зрителей, участниками акции все дела­ется с серьезным видом. Флешмоб дол­жен вызывать недоумение, но не смех.
На акциях участниками делается вид, что все спонтанно, поэтому движения и внешний вид должны быть самыми простыми, обыденными.
В-третьих, акция начинается од­новременно всеми участниками, но должна выглядеть как спонтанная. Для этого согласовывается время или на­значается специальный человек (маяк), который должен подать всем сигнал для начала акции. В-четвертых, акция не должна длиться долго — обычно до пяти минут, иначе случайные зрители начинают проявлять активность: при­ставать с вопросами, вызывать работ­ников охраны и правопорядка, игно­рировать и дальше заниматься своим делом. В-пятых, участники должны делать вид, что не знают друг друга. В-шестых, на вопросы зрителей участ­ники акций пытаются не отвечать или ответами не раскрывают истинный смысл происходящего. И наконец, акции должны быть регулярными и иметь абсурдный характер (действия мобберов не должны поддаваться ло­гическому объяснению).
При этом флешмоб — занятие со­вершенно добровольное. Участники одного и того же мероприятия могут преследовать различные цели. Напри­мер, одни ищут развлечение, другие хотят почувствовать себя свободным от общественных стереотипов пове­дения, третьи стремятся к острым ощу­щениям, к эффекту групповой пси- хотерапии[20]. Но самое главное — все участники флэшмоба не знают истин­ной причины организации той или иной акции. Тогда в чем же состоит ис­тинный смысл такого рода действий? Почему смартмоб понимается как «но­вая социальная революция»? Самое главное следствие подобных акций — формирование модели необдуманно­го, навязанного «маяком» поведения больших масс людей. В момент флэш- мобов происходит спектаклизация реальности, индивид утрачивает соб­ственно индивидуальность, превраща­ясь в винтик социальной машины.
Как уже отмечалось выше, организа­ция смарт-толпы осуществляется по­средством социальных сетей и интер­нет-ресурсов. Роль этих технологий в организации любых действий переоце­нить невозможно. Так, везде, где про­исходили события «арабской весны», для привлечения союзников протесту­ющие использовали новые интернет- приложения и мобильные телефоны, перебрасывая ресурсы из киберпро­странства в городское пространство и обратно. Для посетителей социальных сетей создавалось впечатление, что в протестные действия включились мил­лионы людей. Однако в действитель­ности число реально протестующих и протестующих в сети различается многократно. Достигается это с помо­щью специальных программ.
Отечественные аналитики обраща­ют внимание, что буквально за год до арабской версии ЦР, в 2010 году, пра­вительство США заключило договор с компанией «HBGary Federal» на разра­ботку компьютерной программы, кото­рая может создавать многочисленные фиктивные аккаунты в соцсетях для манипулирования и влияния на обще­ственное мнение по спорным вопро­сам, продвигая нужную точку зрения. Она также может быть использована для наблюдения за общественным мне­нием, чтобы находить опасные точки зрения[21]. Еще раньше ВВС США зака­зала разработку Persona Management Software, которую можно использовать для создания и управления фиктив­ными аккаунтами на сайтах социаль­ных сетей, чтобы искажать правду и создавать впечатление, будто сущест­вует общепринятое мнение по спор­ным вопросам. «Персонажи» соцсетей должны производить впечатление, что


23См.www.smartmobs.com/book/book_toc.html


они происходят почти из любого места в мире и могут взаимодействовать по­средством обычных онлайн-сервисов и сетевых платформ. В июне 2010 года эта программа была запущена[22].
В глобальном плане, если учитывать создание целого ряда сетевых структур, начиная с НПО и заканчивая интернет- сетями, речь идет о новых технологиях социальной инженерии, создающих неведомые ранее модели принятия решений, изменяя когнитивный базис современного человека. А Интернет, будучи планетарной информацион­ной магистралью, превращает такие проекты, как «WikiLeaks», «Facebook» и «Twitter», в трансляторы американской «мягкой силы», инструмент борьбы за влияние и, конкретно, государствен­ных переворотов — «цветных револю­ций» — в странах-мишенях. При помо­щи интернет-технологий происходит, говоря словами А. Грамши, «молекуляр­ная агрессия в культурное ядро»26 кон­кретного режима, разрушается основа национального согласия, накаляется до предела ситуация внутри страны и в ее окружении.
Конечно, социальные сети сами по себе не продуцируют «вирус революции»27, но являются прекрас­ным каналом его распространения. Например, «Twitter». Это, собственно, не социальная сеть, но социальным медиа этот сервис безусловно являет­ся. Как верно заметил И. И. Засурский, причина, по которой «Twitter» можно рассматривать как инструмент «ра­зогрева» общественного мнения, со­крыта в его интерфейсе. Благодаря конструкции этого коммуникативно-
25См.«U.S. Air Force. Persona. Management. Softwa- re». — www.seankerrigan.com/docs/PersonaManage- mentSoftware.pdf
26См.А. Грамши. Тюремные тетради. Избран­ное. — www.modernlib.ru/books/gramshi_antonio/ tyuremnie_tetradi_izbrannoe/read_3 /
27Подробнее об этом см.Е. Г. Пономарева. Ви­рус революции и законы Токвиля. — www.fondsk.ru/ news/2011 /02/28/virus-revoljucii-i-zakony-tokvilja. html го канала пользователь оказывается в потоке однотипных сообщений, в том числе «закольцованных», повторяю­щихся при помощи так называемых ретвиттов[23]. Как уже отмечалось в пер­вой части настоящей статьи, «Twitter» формирует деградантный язык «сло­весных жестов», то есть он не способен инициировать сложную деятельность объекта, который оказывается погру­женным в систему актуального инфор­мирования в режиме нон-стоп.
На иных принципах работает «Facebook». В декабре 2011 года, по соб­ственным данным, «Facebook» насчи­тывал более 800 миллионов активных пользователей. Эта сеть стала самым значимым сетевым инструментом «мяг­кой власти» — благодаря «весу» в сети, зависящему от количества «друзей», и отбору сообщений по их популярности. В результате наложения этих факторов у пользователей возникает ощущение значимости происходящих событий и мгновенной включенности в этот про­цесс. Более того, создается впечатление, что от позиции, реакции конкретного субъекта зависит развитие ситуации. Условно, если я выйду на площадь, то ненавистный диктатор будет повержен.
Однако в России «Facebook», достиг­ший в январе 2012 года 5-миллионной планки участников[24], — не самая попу­лярная сетевая площадка. Для сравне­ния: на конец 2011 года сеть «Одноклас­сники.ру» насчитывает 67 миллионов активированных аккаунтов[25], а «ВКон­такте» — 120 миллионов (!). Если же судить по счетчику на сайте, то актив­ных пользователей (тех, кто ежеднев­но заходит в сеть) сервиса «ВКонтакте» насчитывается свыше 36 миллионов[26]. Такой успех именно этой сети объяс­няется наличием, с одной стороны, «сильных групп — коммуникационных платформ, которые отчасти заменяют пользователям этой сети автоматичес­кие алгоритмы EdgeRank от Facebook с точки зрения фильтрации интересую­щего их контента»32. С другой — про­стотой в использовании и огромным сопроводительным багажом: распро­страняемая в группах информация обычно состоит из фотографий, демо­тиваторов и коллажей, которые доход­чивы и не требуют специальных зна­ний для интерпретации.
Анализ работы социальных сетей позволяет выстроить их своеобразную иерархию как по степени воздействия, так и по технологической примени­мости. На вершине сетевой пирамиды может быть размещен интеллектуаль­ный портал для самых продвинутых и креативных пользователей — можно сказать, инициаторов социальных из­менений — «LiveJournal» («Живой Жур­нал» — ЖЖ). Это место «высокого» об­щения, самоутверждения либо же так называемого троллинга — размещения материалов с целью провоцирования конфликта. По воздействию на обще­ственное мнение ЖЖ технологически применим в роли классических СМИ, что в революционной ситуации явно недостаточно. Другое дело «Facebook», который занимает срединное или цен­тральное место в сетевой иерархии, охватывая многомиллионные ауди­тории. В России эту планку покорил «ВКонтакте». Далее следует «Twitter».
Социальные сети выполняют се­годня роль не столько площадки для общения, сколько детонатора инфор­мационного взрыва: они способны распространять информацию по все­му миру за считанные секунды, уско­ряя тем самым ход той или иной опе­рации. Это вовсе не обозначает, что телевидение и радио утратили свою популярность. В современных усло­виях происходит симбиоз крупней-
32 И. Преображенский. Интерфейс революции.
ших телевизионных гигантов с таки­ми сетями, как «WikiLeaks», «Facebook», «Twitter», «YouTube», усиливающий в ко­нечном итоге эффект информацион­ных операций, выводя на улицы сотни тысяч манифестантов. Примером та­кого взаимодействия служит деятель­ность международной телекомпании «Аль-Джазира», размещающей видео­материалы на собственном портале в «YouTube». Подобная практика наблю­дается также среди российских веща­тельных организаций[27].
Итак, сетевые структуры — продукт, созданный для решения как минимум трех глобальных задач. Первая — из­менение исторической памяти и фор­мирование новых смыслов. Если эту задачу удается решить, то индивид, со­циальная группа будут делать то, что нужно заказчику операции. В таком случае никакая военная концепция не нужна. Вторая задача заключается в организации оперативного контроля над деятельностью групп и отдельных лиц. Фактически, в сети происхо­дит модерация поведения. Далее до­стигнутое может быть закреплено во флэшмобах, разного рода акциях, ну и, конечно, в решающий момент госпе- реворота все эти навыки должны про­явиться в полной мере. Однако это уже третья задача — создание механизма формирования и манипуляции поведе­нием в конкретных ситуациях, а также привлечение к решению задач людей, которые этих задач не понимают и не должны этого понимать.
Разбираться надо не в том, что происходило, а в том, как это произошло?
Строго согласно концепции «мяг­кой власти», аккумулирующей структу­ры, задействованные как в краткосроч­ной, так и в долгосрочной стратегии, готовились протестные силы всех «цветных революций». Финансирова­лись и поддерживались эти программы через различные фонды и иные непра­вительственные структуры, как прави­ло, американского происхождения.
Например, Национальный фонд поддержки демократии(NED), осно­ванный в 1993 году, позиционирует себя как частная некоммерческая ор­ганизация, деятельность которой на­правлена на развитие и укрепление демократических институтов по все­му миру. При этом фонд был создан совместно Республиканской и Демо­кратической партиями, а руководство его деятельностью осуществляется со­ветом, в состав которого входит про­порциональное количество предста­вителей обеих партий, и организация получает поддержку конгресса по все­му политическому спектру. Более того, на официальном сайте зафиксирова­но, что деятельность фонда «контро­лируется на разных уровнях со сторо­ны конгресса США, Государственного департамента и независимого фи­нансового аудита». Ежегодно NED вы­плачивает более 1 тысячи грантов на поддержку проектов НПО в более чем 90 странах[28]. Кстати, Левада-Центр фи­нансируется именно NED.
Еще одной структурой, реализу­ющей концепцию «мягкой власти», является Национальный институт демократии(NDI), созданный в 1993 году под патронажем Демократиче­ской партии США. Финансирование института, председателем которого в данный момент является экс-госсек­ретарь М. Олбрайт, также осуществля­ется федеральным правительством, различными международными агент­ствами развития и частными фондами. В рамках своей миссии «NDI оказывает
34 См.«National Endowment for Democracy». — www.ned.orgпрактическую помощь общественным и политическим деятелям, продвига­ющим демократические ценности, практики и институты. NDI работает с демократами в каждом регионе мира и помогает в создании политических и общественных организаций, в обеспе­чении честных выборов и в продвиже­нии гражданского участия, открытости и ответственности в правительствах». В настоящий момент эта «помощь» осуществляется в 125 странах[29].
Агентство США по международно­му развитию(USAID) — старейшая из структур влияния — было создано по распоряжению Дж. Кеннеди в 1961 году и позиционирует себя как «независимое (sic!) агентство федерального прави­тельства США. Отвечает за невоенную помощь США другим странам. Админи­стратор Агентства и его заместитель назначаются президентом США с со­гласия Сената и действуют в коорди­нации с Государственным секретарем США. Агентство работает в более чем 100 странах мира. На финансирование программ этой организации ежегодно выделяется около 1 процента федераль­ного бюджета США. USAID осуществля­ет свою работу в РФ с 1992 года. На май 2009 года общая сумма российских про­ектов Агентства составила 2,6 миллиарда долларов»[30]. Партнерами USAID в России являются, в частности, Московская Хель­синкская группа, Институт экономиче­ской политики, «Голос», «Мемориал» и др.
Среди иных структур «soft power», так или иначе занимающихся «продви­жением демократии», формированием «привлекательной» власти США, следует назвать «RAND Corporation», Институт Санта-Фе, «Дом Свободы», фонды Форда, Макартуров, Карнеги и др., Центр СМИ и публичной политики Школы государ­ственного управления им. Кеннеди при Гарвардском университете, Беркманов- ский центр «Интернет и общество» при
Гарвардской Школе права, Оксфордский институт Интернета, Альянс молодеж­ных движений, школы права Колумбий­ского и Йельского университетов, Ин­ститут Альберта Эйнштейна, созданный, пожалуй, самым известным идеологом ЦР Джином Шарпом в 1983 году[31].
Кстати, сам Шарп — автор той са­мой «маленькой брошюрки» за 20 ус­ловных су, которая, согласно Вольте­ру, «делает революцию» (речь идет о 80 страничной книге «От диктатуры к демократии. Стратегия и тактика ос­вобождения», написанной в 1993 году и растиражированной за последний год всеми сколь-нибудь значимыми социальными сетями) — называет себя «инструментом американского прави­тельства» и подчеркивает, что «было бы слишком широким допущением заявить, что у нас нет ничего общего с правительством»38.
Что же касается, событий «арабской весны», то, например, деятельность оп­позиционного «Движения 6 апреля» в Египте поддерживалась такими меж­дународными организационно-ин­формационными ресурсами, как сеть «Global Voices», финансируемая фон­дами Форда и Макартуров, «Открытым обществом», а также производителями и дистрибьюторами IT. Именно через «Global Voices», регулярно проводив­ший международные конференции и рабочие встречи, распределялись средства на профильные обществен­ные структуры — «Врачи за перемены», «Журналисты за перемены», «Рабочие за перемены» и др. По отдельным ка­налам поддерживались объединения юристов, женские организации, а также структуры национальных меньшинств. Целевую поддержку получали также редакции изданий, прежде всего поли-
37См.«The Albert Einstein Institution». — www.aein- stein.org
38«Идеолог “цветных революций” о русском следе своего метода». — www.bbc.co.uk/russian/inter- national/2012/02/120217_gene_sharp_revolutions_ interview.shtml тических сайтов — таких, как «Аль-Мас- ри аль-Юм», а на международном уров­не — «Аль-Джазира». Поддерживались и отдельные интеллектуалы, преимуще­ственно из сферы СМИ — мастера фе­льетонного и карикатурного жанра.
Как следует из материалов «Wiki- Leaks”[32], опубликованных 29 января 2011 года, уже после прохождения еги­петской революцией своего пика — восстания на площади Тахрир, посол США в Египте Маргарет Скоби в своих донесениях еще в декабре 2008 года (!) упоминала о движении «6 апреля», ко­торому предстояло стать одним из ос­новных организаторов акций протеста, а один из египетских оппозиционе­ров — топ-менеджер «Google» Ваил Го­ним — был отправлен на организован­ный Госдепом США семинар молодых активистов по фальшивому паспорту.
По некоторым данным, на тот мо­мент группа «6 апреля» в социальной сети «Facebook» уже насчитывала 70 ты­сяч человек, преимущественно из об­разованной молодежи. Особый акцент был сделан на работе с коптским мень­шинством. Как и в Судане, христиан­ское меньшинство в Египте с начала 1980-х патронировалось специально созданными для этого Интернациона­лом христианской солидарности (CSI) и фондом «Pax Christi». Таким образом, можно утверждать, что США заранее разрабатывали план революционного сценария в Египте, как и в других стра­нах Северной Африки и Ближнего Вос­тока. Воистину, «мирный переворот не терпит импровизаций».
Так, переворот в Тунисе во многом стал результатом длительной подгото­вительной работы Центра прикладных ненасильственных акций и стратегий CANVAS[33]. Основанный в 2003 году в Белграде на базе движения «Отпор» — главной публичной силы белградской «революции», CANVAS занимается ре­ализацией методик Дж. Шарпа. Члены организации также участвуют в семи­нарах, финансируемых ОБСЕ и ООН. Сотрудничая с «Домом Свободы», ко­торый в свою очередь поддерживается Национальным фондом за демократию, CANVAS подготовил к 2011 году акти­вистов из более чем 50 стран мира, в том числе из Зимбабве, Туниса, Ливана, Егип­та, Ирана, Грузии, Украины, Белоруссии, Киргизии и даже Северной Кореи.
Важно, что программа обучения была построена на вытеснении пози­ций национальных правительств из процесса формирования мнения слу­шателей, которые должны были погру­жаться в информпотоки, идущие толь­ко из мировых (читай: западных) СМИ и соцсетей. Кстати, Тунис, запустив­ший «революционную волну» в 2011 году, перекинувшуюся затем на Египет и другие страны Северной Африки и Ближнего Востока, еще в 1991-м стал первой арабской и африканской стра­ной, подключившейся к сети, а к 201 1 году по уровню развития мобильной телефонии из стран мусульманского мира уступал лишь Турции.
В связи с этим справедливо полагать, что публикации на сайте «WikiLeaks» компрометирующих семью тунисско­го президента З. бен Али материалов послужили детонатором обществен­ного недовольства. Экзальтация даже лояльных власти тунисцев была до­стигнута трансляцией по сетям само­сожжения Мохаммеда Буазизи, о чем писалось в предыдущей статье. В ре­зультате тысячи людей вышли на пло­щади городов, а оппозиция захватила основные коммуникационные арте­рии государства. Внешняя поддержка событий (выступления официальных лиц ЕС и США) ускорила падение ре­жима, убедив протестующих в необхо­димости бессрочного неповиновения властям, что в конечном итоге вынуди­ло президента Бен Али 14 января 2011 года покинуть страну.
Не вдаваясь в детальный анализ собы­тий «арабской весны» (об этом уже на­писано немало), приведу еще один при­мер, касающийся роли «мягкой власти» в Сирии. Незадолго до начала так на­зываемой ненасильственной борьбы в январе 2011 года, в сети «Facebook» появилась новая группа «Сирийская ре­волюция-2011», набравшая на первых порах более 15 тысяч сторонников, призывающая президента Сирии Ба­шара Асада уйти в отставку. К 15 марта протесты охватывают Дамаск и Дараа. Далее они затрагивают Латакию, Алеп­по и пригороды сирийской столицы, рассыпаясь после многочисленных си­ловых акций правительства, приведших к жертвам. В итоге именно принцип силы, задействованный сирийскими властями, спасает их от падения[34].
Итак, в сравнении с балканским пе­риодом «цветных революций» на араб­ском Востоке максимально использо­вались социальные сети. Прежде всего это «Facebook» и «Twitter», блогеры ко­торых были призваны экзальтировать аудиторию и координировать выступ­ления. Например, волнения в Йемене и Иордании начались одновременно. 15 января в один день (sic!) начались волнения в Бахрейне и Ливии, чего невозможно было бы добиться при отсутствии сетевых структур. Поэтому вполне справедливо считать эти собы­тия «твиттер-революциями».
Сегодня уже доподлинно известно, что после событий 11 сентября 2001 года США мобилизовали огромные финансовые ресурсы и создали поряд­ка 350 (!) новых различных программ в области образования, культуры и ин­формации для продвижения демокра­тии и создания прослойки граждан в арабских странах, ориентированных на ценности и политику США[35]. Все программы были объединены в мас­штабный проект под названием «Ини­циатива поддержки партнерства на Ближнем Востоке», который куриро­вался Госдепом США[36].
В 2002 году Госдепартамент четко обозначал цель данного проекта: осу­ществить демократические преобра­зования в таких странах региона, как Алжир, Бахрейн, Египет, Иордания, Кувейт, Ливан, Марокко, Оман, Катар, Саудовская Аравия, Тунис, ОАЭ, Па­лестинские Территории, Иран, Ирак и Ливия. Эти преобразования пред­полагалось осуществить при помощи проектов, направленных на изменение политического строя через создание партий, подготовку альтернативных политиков, эмансипацию женщин и формирование лояльной и демокра­тически настроенной молодежи; изме­нение экономического климата путем создания слоя бизнесменов и юристов, получивших «западное образование», а также изменения законодательства стран; реформирование всей системы образования посредством расширения доступа женщин к образованию, ре­визии учебных планов и обеспечения школ и университетов американскими учебниками[37].
В реализации этих проектов было апробировано принципиальное нов­шество. Впервые за 60 лет существова­ния «публичной дипломатии» США из­менили целевую аудиторию программ обучения, направленных на распро­странение принципов либеральной демократии. Теперь вместо действую­щей элиты, военных и диссидентству­ющей интеллигенции правительство США стало обучать молодежь до 25 лет и женщин. Кроме того, Госдеп модифи­цировал тактику продвижения своего влияния. Вместо поддержки политиче­ских режимов и армии Вашингтон стал создавать альтернативные партии, некоммерческие организации, рефор­мировать системы образования.
В результате за десять лет осущест­вления «публичной дипломатии» про­изошло, во-первых, значительное уве­личение числа арабского населения, прошедшего политическое обучение как в США, так у себя на родине. Если в конце 2000 года тысячи граждан вовле­кались в программы обменов или об­учения, то уже в 2004—2009 годах — со­тни тысяч. Например, только из Египта в 1998 году США пригласили на обуче­ние по программам в области разви­тия демократии около 3,3 тысячи чело­век, в 2007-м было уже 47,3 тысячи, а в 2008-м — 148,7 тысячи (!) человек.
Во-вторых, США удалось «обрабо­тать» молодежь, представляющую не самые обеспеченные слои общества и лишенную возможности получить образование. Эти группы молодежи — так называемая underserved youth, или молодежь группы риска, — имели вы­сокие шансы стать членами террори­стических группировок. Отучившись в специальных школах по обучению основам демократии и гражданского общества, изучив политические тех­нологии и основы протестного дви­жения, они стали ударным отрядом «демократических преобразований» и лишь ждали часа «Х».
В-третьих, это создание целой се­рии информационных программ. На­чиная с 2002—2004 годов правитель­ство США создало порядка десяти новых радиостанций и телеканалов. Наиболее известные среди них — ка­налы «Сава», «Фарда», «Свободный Ирак», «Голос Америки на курдском языке», «Сеть персидских новостей» и др. Большинство, как видно из назва­ний, были созданы в странах Ближне­го Востока. Самый масштабный — это телеканал «Альхурра», который охва­тывает все страны Северной Африки и
Ближнего Востока. Будучи крайне по­литизированным, «Альхурра» привле­кает внимание молодежи посредством таких передач, как «Час демократии», «Мнения женщин» и т. д.
Особое внимание было обращено на подготовку блогер-активистов. На­пример, только на базе юридической школы Колумбийского университета перед организаторами будущих ак­ций проводили «презентации» ключе­вые сотрудники из команды Б. Обамы, обеспечивавших его избрание. Еще одной структурой, отвечавшей за под­готовку оппозиционеров, был «Alliance for Ybuth Movements»[38], также финан­сируемый Госдепом США. Кроме того, в разработке сценариев революций и подготовке оппозиционного ядра принимали непосредственное участие «New America Foundation» — соучреди­тель «Global Voices» и партнер «Google», Центр СМИ и публичной политики Школы государственного управления им. Дж. Кеннеди при Гарварде, Беркма- новский центр «Интернет и общество» при Гарвардской Школе права, NEXA Center, Оксфордский институт Интер­нета, школы права Колумбийского и Йельского университетов и др. Этот список может быть продолжен.

Выводы очевидны. Концепция «мягкой власти», дополнен­ная новейшими технологиями, позволяет довольно легко и быстро воздействовать на сознание людей, изменять историческую память, фор­мировать новые смыслосимволы, пре­вращать людей в сетевых манкуртов. Однако это происходит лишь в случае отсутствия противодействия этому процессу. В сложившейся ситуации выход один — создавать и распростра­нять антидот американской «мягкой власти». Причем работа эта облегчена уже тем, что технологии разрабаты­вать не нужно. Необходимо лишь на­полнить их новым содержанием. Было бы желание.