Образ лешего, лесного хозяина – один из центральных в поверьях русских крестьян, он многопланов и складывался на протяжении столетий (само же привычное нам название лесного владетеля – леший – упоминается в историко-литературных памятниках лишь начиная с XVII в.). Образ лешего впитал в себя и черты стихийного духа (олицетворяющего не столько ветер, сколько шумящий под ветром лес), и черты божества – зверя, птицы, растения, «хозяина» определенной территории и обитающих на ней зверей, одновременно и предка-покровителя живущих среди лесных просторов людей. Леший – существо могущественное, вездесущее, обладающее властью не только над лесом, но и над многими важнейшими сторонами человеческого бытия. Не случайно образ лешего, по мнению некоторых исследователей, соотносим и с образом Волоса (Велеса) и с образами св. Георгия, св. Николая, властвующих и над растительностью, водой, плодородием, и над зверями, и над судьбой человека.
Наиболее ярко в русских поверьях XIX-XX вв. проявились представления о лешем-стихии, лешем-судьбе и представления о лешем – «хозяине» зверей, покровителе пастухов и охотников.
Леший – стихийный дух – производит ветер, вихрь, бури. В Вологодской губернии действиям лешего приписывали вихрь, прошедший узкой полосой, а в Архангельской губернии череду вырванных с корнем деревьев считали следом свадьбы лешего с лешухой.
Леший-вихрь – это нередко и воплощение судьбы человека. Леший «подхватывает вихрем» и уносит с собой проклятых. Порой он уносит (под видом кучера на тройке, всадника) и припозднившихся путников, особенно пьяниц, мгновенно пролетая с ними огромные расстояния (например, от северной деревни до Казани, оттуда – до Москвы и обратно). Если леший хочет просто «пошутить», то возвращает унесенных: в рассказе, записанном на Вологодчине, замороченный лесным духом путник в конце концов оказывается на вершине дерева с шишкой в руке.
Леший «водит», сбивает с пути людей, пугает их шумом, хохотом, свистом, может даже защекотать или загрызть.
Леший становится пнем и кочкой (Арх.), он может превращаться в птицу и зверя, а точнее – быть птицей и зверем, издревле одушевляемыми и боготворимыми обитателями и владетелями леса. Лесной хозяин оборачивается медведем (Вятск.); тетеревом (Тульск.); диким козлом, жеребцом (В. Сиб.); он появляется в облике зайца (Орл., Сургут.), но может быть собакой (Арх., Тульск., Сургут.) и даже теленком (Арх.), поросенком, петухом (Орл.) и кошкой (Тульск.).
Нередко леший представляется мохнатым, его облик соединяет черты зверя и человека или напоминает облик нечистого духа, черта (с небольшими рогами, крыльями, хвостом).
Достаточно часто леший «водит» не в наказание за какую-либо оплошность, неправильное поведение в лесу, а без причины, «просто так».
Кознями лешего крестьяне объясняли непонятные, трагические происшествия: в тех случаях, когда человек без видимой причины долго блуждал или исчезал в лесу, говорили, что его «обошел» лесовик, что он попал «на дорогу лешего», которая и увела его прочь с человеческих путей, сгубила.
Проклятых и заблудившихся, не сумевших найти дорогу домой или не «отведенных», не спасенных родными лесной хозяин забирает себе «в присягу».
Избавиться от морочащего людей лесного духа можно было посредством молитвы или, напротив, матерной брани; рассмешив лешего; крикнув «овечья морда, овечья шерсть»; перевернув, перетряхнув одежду на левую сторону, переобувшись. По поверьям, леший страшился также соли и огня, очищенной от коры липовой палочки (лутошки) или рябиновой палочки, которую не мог перешагнуть. Напугать или убить лешего можно было, выстрелив в него медной пуговицей. Пропавших «отводили» с помощью молебнов, нередко обращались к колдунам, относили лесному духу дары. В Архангельской губернии, надеясь возвратить уведенных, лешему предназначали зерно, серебро, кусок шелка. Все это бросали, стоя спиной, «через себя», чтобы, не дай Бог, не увидеть лешего, приходящего за ними «бурей и облаком».
Опасаясь быть «уведенными» лесным хозяином, крестьяне старались соблюдать определенные правила (избегали произносить проклятья, особенно «Веди, леший!», входили в лес, благословясь, испросив разрешения у лесовика, старались не шуметь, не оставаться в лесу в сумерки и т.д.) Но поскольку и «след лешего», и «недобрая минута», в которую могло «увести», представлялись в принципе невидимыми и невычислимыми, то лес всегда таил в себе множество непредсказуемых опасностей и случайностей, облик которых нередко принимали лесные духи.
Проклятые и «уведенные», заблудившиеся люди поступают на попечение лешего. Пока их участь не определена окончательно, они кружат с лешим-вихрем, а затем могут поселиться в его избе (большом доме в лесу). Отсюда лесной хозяин посылает их в деревни добывать неблагословленную еду, а также раздувать пожары. (Пожар, огонь, по поверьям, также находятся в ведении лешего – стихийного духа. В рассказе из Вологодской губернии во время сильного лесного пожара крестьянин вдруг замечает лешего, старательно раздувающего огонь.)
Кроме проклятых и потерявшихся в лесу людей, в подчинении у лесного духа находятся также самоубийцы и похищенные лешим (то есть неведомо как погибшие) дети. Таким образом, лес, издревле почитавшийся обителью мертвых (которых иногда и хоронили в лесной чаще), остается местом пребывания умерших неестественной смертью и в поверьях XIX–XX вв. Все эти покойники, по мнению крестьян, могут сами стать лесными духами, лешими; представления о лешем-стихии объединены здесь с представлениями о лешем – старшем покойнике, «лесном патриархе», предке, от которого могут зависеть жизнь и смерть человека. В Олонецкой губернии «уводящих» детей лесовиков называли «лесные старики», «лесные отцы».
Среди русских крестьян XIX-XX вв. популярны рассказы о том, как лесной хозяин не просто забирает к себе проклятую девушку, но и заботливо растит ее, выдавая затем замуж и возвращая людям. Возможно, что в подобных повествованиях отразились воспоминания о некогда бытовавшем обычае временной изоляции подростков, подготавливаемых к переходу в иную возрастную группу и вступлению в брак. Так или иначе, но лесовик и в этих рассказах выступает как умудренный особыми знаниями «хозяин» и леса, и человеческой судьбы.
Не случайно поэтому, что леший, по поверьям крестьян многих районов России, ведает будущее, наделен даром пророчества. «Мужик Кузьмин рассказывал мне и божился, – сообщает П.С. Ефименко из Архангельской губернии, – что выходит каждый год в лес на Святки, а он [леший] выйдет и спрашивает: «Что тебе надо?» А Кузьмин начинает расспрашивать: «Каков год? Каков хлеб? Будет ли солдатчина? Будет ли в море рыба?» Леший говорит – будет или нет; так до трех раз. За третьим разом леший захохочет и, сказавши: «Ах, дурак, все одно слово помнит!» (то есть все спрашивает об одном) – уйдет в лес» [Ефименко, 1864]. Лесной дух может помогать и в святочных гаданиях.
В Новгородской губернии считали, что если в четверг Пасхальной недели сесть в лесу на старую березу и громко три раза крикнуть: «Царь лесовой, всем зверям батько, явись сюда!» – то леший явится и скажет будущее.
Крестьяне верили, что леший может научить ворожить побывавших у него людей. В Олонецкой губернии полагали, что лесовик «и вся его стихийная братия» являются человеку исключительно перед бедой. По рассказам крестьян других районов России, нередко погибают и случайно встретившиеся с лесным хозяином люди.
Однако это лишь одна из граней образа многоликого лесного духа. Предсказать действия лешего-судьбы, договориться с ним действительно трудно, но в целом он не столько грозен, сколько «причудлив» и даже «любит тех, кто пожелает ему добра» (Новг.). Леший, невидимое и видимое бытие которого (как и сам лес) издревле сопутствовало жизни крестьян, наделен в поверьях многими человеческими чертами, даже слабостями. Он похож на людей, участвует в жизни крестьянской общины. С ним можно познакомиться, расположить его к себе.
Лесные хозяева под предводительством своего атамана любят забавляться, подвешиваясь на деревьях (Тульск.); они не прочь выпить и посещают «царевы кабаки» (Самар., Олон,); лесовики играют в карты «на зверей». (В 1852 году, по рассказам крестьян, сибирские лешие проиграли русским и гнали проигрыш (лесных зверей) через Тобольск на Уральские горы.) У леших есть солдатчина, они воюют между собой и с водяными.
Лесные хозяева нередко появляются и в деревнях. Они пытаются соблазнять девушек, женщин. В Новгородской губернии записан рассказ о крестьянке, неосторожно пожелавшей видеть на месте пьяного мужа лешего. После этого лесной хозяин начинает каждый вечер ходить к ней через трубу. Измученная женщина избавляется от лесовика лишь с помощью святого угодника. Лешие подменяют своими и похищают оставленных без присмотра крестьянских детей, но, по повествованию из Мурманской области, лесной хозяин в благодарность за уважительное отношение возвращает матери забытого на сенокосе младенца и становится ее «кумом», помогает пасти коров.
В рассказе из Вятской губернии леший изводит крестьянина, настойчиво посещая его дом. В материалах из Новгородской губернии лесной дух крадет в деревне гвозди на постройку своей избы, дразнит и пугает крестьянок, появляясь на деревенской ограде. По поверьям, лесовик любит музыку и может попросить человека обучить его игре на гармони.
Появляющийся в деревне леший не только проказит, вредит или дразнится, но и следит за соблюдением важнейших правил поведения, например, наказывает за работу в праздники, посылает своих «подручных-проклятых» похищать еду, оставленную нерадивыми хозяйками без благословения.
Иногда лесной хозяин даже участвует в полевых работах, В Вятской губернии записан рассказ, напоминающий известную сказку о крестьянине и медведе: леший помогает поселянину вспахать поле (таскает на себе плуг) – в награду за «вершки» урожая (т. е. за ботву выращенной репы).
Есть рассказы и о лешем, нанимающем человека к себе на службу (например, шить сапоги) (Вятск.).
Лесовик ценит доброе отношение. Когда проходящий по лесу человек снимает с дерева подвешенного на нем лешего, то лесной хозяин в благодарность помогает ему разбогатеть (Волог.). В Вятской губернии бытует сюжет о портном, попавшем в солдаты и сбежавшем со службы; герой видит в лесу водяных, дерущихся с лешими. Он выручает леших, сказав им «Бог помочь», за что лесовик, приняв облик генерала, отправляет его в отставку и относит домой «на крошках».
Лесной хозяин может и пригласить, повести к себе в гости; иногда он «шутит» со своими гостями, но иногда обходится с ними «по чести». В один из праздников мужик, пожелавший «погостить у лешова», встречает на дороге старичка, который приводит его в дом-особняк: «Пришли, смотрит мужик – на столе всего-то понаставлено: и пива, и вина, и пирогов-то всяких. Посадили мужика за стол, угощают. Мужик выпил рюмку, а сам думает: «К лешему, к лешему я попал, наверное, – надо выбираться». И говорит хозяину: «Спасибо, дедушко, на угощении, – всем доволен, только ты уж, пожалуйста, проводи меня на дорогу: надо домой идти, боюсь, не заблудиться бы». – «Ладно, пойдем». Идут они тихонечко, и мужик все думает: «Эх! Заведет меня леший куда-нибудь, а делать нечего, пошел, дак иди». Вдруг старик и говорит: «Теперь, дядя, не заблудишься». И не стало старика. Мужик смотрит, а он у самого своего дома стоит на крыльце» (Волог.).
Лесной дух вездесущ, разнолик, но наиболее важной для крестьян остается его роль «хозяина леса и зверей», от которого особенно зависит удача охотников, благополучие пастухов.
Лесной хозяин следит за поведением людей в своих владениях; он не переносит шума, ночной работы в лесу, да и вообще «не любит, когда часто поминают его из пустого или ругаются им. Вреда большого за это он никому не сделает, зато досыта напугает» (Вятск.), Леший охраняет лес от ворующих его (Тульск.); раскалывает поленницы нарубленных в лесу дров (Новг.). Особенно опасен лесовик вечером, ночью; оставаясь на ночь в лесу, нужно просить благословения у лесного хозяина (Олон.). Человек, собирающийся переночевать в лесной избушке, также непременно должен обратиться к ее «хозяевам» – лешему и лешачихе с почтительными словами, например: «Большачок и большушка, благословите ночевать и постоять раба Божия < имя >!» (Олон.). Если же не сделать этого и затопить печь не благословясь, в избу «налезут» нечистые духи.
Неугодных ему людей леший не только пугает и уводит; он может вызывать тяжелую, порой смертельную болезнь. Откупиться от лесовика, смягчить его гнев можно подношениями, оставляемыми на пне, на лесном перекрестке. Крестьяне многих районов России считали, что в подарок лешему нужно обязательно положить яйцо. Если олонецкий крестьянин знал, что захворал в лесу, он должен был взять яйцо в левую руку и, встав на перекрестке, произнести: «Кто этому месту житель, кто настоятель, кто содержавец, тот дар возьмите, а меня простите во всех грехах и всех винах, сделайте здраву и здорову, чтобы никакое место не шумело, не болело» (яйцо оставляли на перекрестке) (Олон.).
Подчиненными лесовику, лесному царю считались звери и птицы, особенно медведи, волки: «Медведь у лешего любимый зверь. Леший, всегдашний охотник до вина, никогда почти не выпьет ни одного ведра, не попотчевав зауряд и медведя. Леший никого, кроме медведя, не берет в услужение себе. Подкутивший леший любит соснуть часок-другой, и медведь в это время ходит около него дозором <... > Леший угощает медведя вином, а медведь лешего – медом» (Вятск.). По поверьям Смоленщины, волки находятся под властью честного леса или лесного царя (иногда в облике белого волка) и св. Егория. Чтобы расположить к себе лесных обитателей, в лесу оставляли специально предназначенную им на съедение овечку.
Согласно общераспространенным представлениям, леший, «хозяин» зверей, обладает способностью и губить домашнюю скотину, напускать на нее медведей, волков, и охранять стадо по договору с крестьянами. Леший, лешачиха могут и похитить, увести скот, и, при правильном обращении с ними, помочь его отыскать.
Обычно когда стадо первый раз по весне выходило в поле, то его поручали невидимому надзору св. Егория, но при этом пастух нередко заключал (или «подновлял») договор с лесным хозяином, лешим. Хороший пастух, по понятиям крестьян, должен был знать условия заключения и соблюдения такого соглашения (включавшего относ, жертву лесному духу). Знающиеся с нечистыми духами пастухи во многих районах России почитались колдунами. На Терском Берегу Белого моря местные жители еще недавно вспоминали о пастухах-поморах, «сильных» колдунах, которые сумели «закрыть» их скот, сделать его невидимым для зверей.
Завести добрые отношения с лесным хозяином старались и охотники, также подносившие ему дары (чаще всего – блины, «христовские» (пасхальные) яички). Дружный с охотником лесовик мог выгнать зверя под выстрел охотника, направить его руку, сделать метким стрелком.
Порою леший сам начинает помогать соблюдающему все правила поведения в лесу или расположившему его к себе человеку. В рассказе из Архангельской области (Пинега) охотник жалеет, не убивает «медведицу с медвежатами, волчицу с.волчатами, зайчиху с зайчатами»: «И пошел дальше, да и заблудился. Блуждал, блуждал, до болота дошел. Совсем деться некуда. Туг вдруг леший пришел. «Ты, – говорит, – мое стадо пожалел, а я, – говорит, – тебя пожалею», Взял его на спину и понес. Несет, несет, аж в зубах свистит, Стали уж деревни. «Ну, – леший говорит, – свой дом узнай». Тот и уцепился за трубу. Да и проснулся на печке, за горшок с кашей держится».
Лесной хозяин доброжелателен и нейтрален по отношению к тем, кто помнит о нем и старается почтить; разгневавшись, леший выгоняет охотников с солонцов (В. Сиб.), заводит в лесные чащобы (Олон.), «выбрасывает» из лесных избушек (Мурм., Олон.).
Нередко лесовик, как и другие духи, «озорничает бессмысленно и зло», вредит без видимых причин или губит охотящихся в пределах его владений. В северных районах России популярен сюжет о ненасытном лешем-людоеде, поедающем охотников, которые останавливаются на ночлег в лесной избушке (он съедает сначала ужин охотников, а затем собак и самих охотников).
В рассказе, записанном на Пинеге, охотник случайно ранит лешего-зверя. Он догадывается о том, что нанес рану не обычному животному, и принимает меры предосторожности: одевает в кафтан и шапку березовый чурбан, укладывая его на свое место. Ночью появляется лесовик с огромной дубиной и с размаху бьет по пню, считая, что разделался с обидчиком. Подобные сюжеты в различных вариантах популярны среди крестьян и охотников-промысловиков, особенно севера России. В них отразились представления о необходимости искупительных жертв «хозяину зверей» за наносимый его владениям урон. И хотя в рассказе, записанном на Вологодчине, тяжбу охотника и лешего разбирает даже «суд леших», образ неумолимого лешего-людоеда сходен скорее с образом лешего – стихийного духа, вольного и необузданного обитателя лесов, поступки которого не всегда предсказуемы, объяснимы.
По некоторым поверьям, человек мог заключить и особый договор с лесным хозяином, отрекшись от Бога и близких (в частности, сняв крест, «заделав св. Дары в березу» и выстрелив в них через левое плечо) (Тульск.). Решившийся на это становился «сильным» колдуном. Крестьяне Архангельской губернии верили, что если в ночь перед Ивановым днем идти в лес, срубить осину вершиной на восток и, стоя на пне (глядя меж ног на восток), произнести: «Дядя леший, покажись не серым волком, не черным вороном, не елью жаровою: покажись таким, каков я!», то появится леший в образе мужика. В обмен на душу человека он заключит с ним договор, обязуясь помогать, запретив, однако, об этом рассказывать.
Жители Сургутского края считали, что увидеть лешего (если он путает в дороге лошадей) можно, посмотрев вперед «сквозь дугу, меж ушей лошади, и тогда леший примет свой настоящий вид: страшного, огромного, выше леса человека в белом одеянии» (от молитвы леший удалится «с шумом и грохотом»).
Образ лешего в поверьях так же разнообразен, как лес, окружавший крестьянина с рождения до смерти. Многоликий лесной хозяин, вызывающий к себе двойственное отношение, в поверьях большинства районов России все же не представляется злокозненным существом, противным Богу и людям. Как и лес, он неизбежный и необходимый участник бытия крестьян; леший небезопасен, но в чем-то и привычен. Благодаря вере в «живой» лес, лесных духов таинственные лесные пространства оказываются приближенными к человеку, а человек, растения, звери, птицы нередко становятся не противниками, а родственниками, соседями, союзниками.
Старожилы лесовики перед отправлением на сплав или рубку умеют предохранять себя, знают, как "заклясть леса". Они отыскивают лядину, т. е. такую возвышенность, которая обросла мелким лесом и где, между прочим, присоседилась рябина. В ней-то и вся сила обороны. Вырубается такая ветка, у которой есть "отростелина" (отпрыск), и еще несколько рябиновых палочек. Одни кладут против сердца, другие на спинной хребет, а без тех и других заговор царю Мусаилу не действителен, и прошение он оставит у корня рябины без последствий и никаких угроз не побоится.
Кому удавалось видеть лешего, хотя бы и через лошадиное ухо, те рассказывают, что у него человеческий образ. Так, например, в Новгородчине видали лешего во образе распоясанного старика в белой одежде и белой большой шляпе. Олончане же настолько искусились в опознавании всей лесной нечисти, что умеют отличать настоящих леших в целых толпах их от тех "заклятых" людей, которые обречены нечистой силе в недобрый час лихим проклятьем. Леший отливает синеватым цветом, так как кровь у него синяя, а у заклятых на лицах румянец, так как живая кровь не перестает играть на их щеках. Орловcкий леший — пучеглазый, с густыми бровями, длинной зеленой бородой; волосы у него ниже плеч и длиннее, чем у попов. Но, впрочем, в черноземной Орловской губернии лешие стали редки, за истреблением их жилищ (т. е. лесов), а потому за наиболее достоверными сведениями об этой нечисти следует обращаться к жителям севера. Здесь эта нечисть сохраняется местами в неизменном старозаветном виде (например, в Вятской и Вологодской губ.).
Настоящий леший нем, но голосист: умеет петь без слов и подбодряет себя хлопаньем в ладоши. Поет он иногда во все горло (с такой же силой, как шумит лес в бурю) почти с вечера до полуночи, но не любит пения петуха и с первым выкриком его немедленно замолкает. Носится леший по своим лесам как угорелый, с чрезвычайной быстротой и всегда без шапки. Бровей и ресниц у него не видно, но можно ясно разглядеть, что он — корноухий (правого уха нет), что волоса на голове у него зачесаны налево. Это удается заметить, когда он иногда подходит к теплицам дроворубов погреться, хотя в этих случаях он имеет обыкновение прятать свою рожу. Владея, как и прочая нечисть, способностью перевертываться, леший часто прикидывается прохожим человеком с котомкой за плечами. При этом некоторым удавалось различать, что он востроголовый, как все черти. С последним показанием, однако, сведущие люди не соглашаются, признавая в лешем, как и в домовом, нечисть, приближающуюся к человеческой природе, а многие прямо-таки видят в нем "оборотня", т. е. человека, обращенного в лешего.(...)
Лешие умеют хохотать, аукаться, свистать и плакать по-людски, и если они делаются бессловесными, то только при встрече с настоящими живыми людьми. Во Владимирской губернии, где леших крестьяне называют "гаркунами", прямо уверены в том, что эта нежить произошла от связи женщин с нечистой силой и отличается от человека только тем, что не имеет тени.
Лешие не столько вредят людям, сколько проказят и шутят, и в этом случае вполне уподобляются своим родичам — домовым. Проказят они грубо, как это и прилично неуклюжим лесным жителям, и шутят зло, потому что все-таки они не свой брат крещеный человек. Самые обычные приемы проказ и шуток леших заключаются в том, что они обводят человека, т.е. всякого, углубившегося в чащу с целью собирать грибы или ягоды, они либо "заведут" в такое место, из которого никак не выбраться, либо напустят в глаза такого тумана, что совсем собьют с толку, и заблудившийся человек долго будет кружить по лесу на одном и том же месте. Но зато, выбравшись кое-как из чащи, натерпевшийся страху искатель грибов непременно потом будет рассказывать (и может быть, вполне чистосердечно), что он видел лешего живым, слышал его свист, его ауканья и хлопанье в ладоши.
Однако во всех таких приключениях, нередких в деревенской жизни (особенно после гулянок со сватами и пиров с кумовьями), шаловливый и сам гульливый леший все-таки не ведет людей на прямую погибель, как делает это настоящий дьявол. Притом же от проказ лесного можно легко отчураться, конечно, прежде всего молитвой и крестным знамением, а затем при помощи известных приемов, которым учат с малолетства по заповедям отцов и прадедов. Так, заблудившемуся рекомендуется присесть на первой колоде, снять с себя и выворотить наизнанку носильное платье и затем в таком виде надеть на себя. Обязательно при этом также левый лапоть надеть на правую ногу или правую рукавицу на левую руку. Если же в беду попали двое или трое, то нм следует всем перемениться одеждой, предварительно выворотив ее наизнанку (в этом случае рекомендуется подражать обычаю того же лешего, у которого все навыворот и наизнанку). Можно точно также вызволиться из беды, проговоривши любимую поговорку лешего, которую удачливые люди успели подслушать у него издали: "Шел, нашел, потерял". А кто спохватится закричать: "Овечья морда, овечья шерсть", перед тем леший исчезает с криком: "А, догадался!"
Бывают, впрочем, случаи, когда все способы борьбы с лешими оказываются бессильными. Это случается раз в год, в тот заповедный день, когда лешие бесятся (4 октября). В этот день знающие крестьяне в лес не ходят.
На Ерофея мученика указано лешим пропадать или замирать. Перед этим они учиняют неистовые драки, ломают с треском деревья, зря гоняют зверей и наконец проваливаются сквозь землю, чтобы явиться на ней вновь, когда она отойдет или оттает весною, и начать снова свои проказы все в одном и том же роде.
Вообще, побаиваясь злых и неожиданных затей лешего, лесной народ не прочь над ним посмеяться, а пользоваться его именем как ругательным словом вся крещеная Русь считает первым удовольствием ("иди к лешему", "леший бы тебя задавил" и т. п.).
Существование "лесовых" внесло в жизнь и быт лесных обитателей своеобразные верования, не лишенные некоторых нравственных правил, так что миф о леших недаром просуществовал на Земле тысячелетия. По народным воззрениям, леший служит как бы бессознательным орудием наказания за вольные и невольные грехи человека. Так, помимо того, что он заставляет бесконечно блуждать по лесу рассеянных людей, забывших осенить себя крестным знамением при входе в глухие трущобы, — он же является мстителем и во многих других случаях. В Никольском уезде (Вологодская губ.), например, леший на виду у всех унес мужика в лес за то, что тот, идя на колокольню, ругался непотребным словом. Еще сильнее карает леший за произнесение проклятий, и если случится, например, что роженица, потерявши в муках родов всякое терпение, проклянет себя и ребенка, то ребенок считается собственностью лешего с того момента, как только замер последний звук произнесенного проклятия. Обещанного ему ребенка леший уносит в лес тотчас по рождении, подкладывая вместо него "лесное детище" — больное и беспокойное. В случае же, если каким-нибудь чудом заклятого ребенка успеют окрестить ранее, так что взять его сразу нельзя, то леший ждет до 7 лет отрочества и тогда сманивает его в лес. (Лешему дана одна минута в сутки, когда он может сманить человека.) В лесу проклятые живут обыкновенно не долго и скоро умирают. А если и случится, что кто-нибудь из них, по усиленным молитвам матери, выживет, то находят его в самом жалком виде: ходит он одичалым, не помнит, что с ним было, и сохраняет полнейшее равнодушие ко всему, что его может ожидать при совместной жизни с людьми. Деревенские слухи очень настойчиво приписывают, между прочим, лешим страсть к женщинам и обвиняют их в нередких похищениях девушек. Кое-где рассказывают об этих связях с мелкими подробностями и уверяют, что похищенные девушки никогда не рожают детей. В Тульской губернии (в Одоевском уезде) указывают на окрестности села Анастасова и уверяют, что в старину, когда около села были большие леса, девушки сами убегали к лешим, жили с ними года два-три и затем возвращались домой с кучей денег и т. п. Едва ли, впрочем, во всех подобных рассказах лешие не смешиваются с заведомо сладострастными чертями дьявольской породы. Лешим также навязывают жен одинаковой с ними породы (лешачиха, лешуха) и детенышей ("лешеня"), но в этих духах отчасти подозревают живущих в камышах русалок из некрещеных младенцев, отчасти проклятых людей, которые в ожидании светопреставления от безделья также проказят (отчего и зовутся, между прочим, "шутихами").
Наиболее ярко в русских поверьях XIX-XX вв. проявились представления о лешем-стихии, лешем-судьбе и представления о лешем – «хозяине» зверей, покровителе пастухов и охотников.
Леший – стихийный дух – производит ветер, вихрь, бури. В Вологодской губернии действиям лешего приписывали вихрь, прошедший узкой полосой, а в Архангельской губернии череду вырванных с корнем деревьев считали следом свадьбы лешего с лешухой.
Леший-вихрь – это нередко и воплощение судьбы человека. Леший «подхватывает вихрем» и уносит с собой проклятых. Порой он уносит (под видом кучера на тройке, всадника) и припозднившихся путников, особенно пьяниц, мгновенно пролетая с ними огромные расстояния (например, от северной деревни до Казани, оттуда – до Москвы и обратно). Если леший хочет просто «пошутить», то возвращает унесенных: в рассказе, записанном на Вологодчине, замороченный лесным духом путник в конце концов оказывается на вершине дерева с шишкой в руке.
Леший «водит», сбивает с пути людей, пугает их шумом, хохотом, свистом, может даже защекотать или загрызть.
Леший становится пнем и кочкой (Арх.), он может превращаться в птицу и зверя, а точнее – быть птицей и зверем, издревле одушевляемыми и боготворимыми обитателями и владетелями леса. Лесной хозяин оборачивается медведем (Вятск.); тетеревом (Тульск.); диким козлом, жеребцом (В. Сиб.); он появляется в облике зайца (Орл., Сургут.), но может быть собакой (Арх., Тульск., Сургут.) и даже теленком (Арх.), поросенком, петухом (Орл.) и кошкой (Тульск.).
Нередко леший представляется мохнатым, его облик соединяет черты зверя и человека или напоминает облик нечистого духа, черта (с небольшими рогами, крыльями, хвостом).
Достаточно часто леший «водит» не в наказание за какую-либо оплошность, неправильное поведение в лесу, а без причины, «просто так».
Кознями лешего крестьяне объясняли непонятные, трагические происшествия: в тех случаях, когда человек без видимой причины долго блуждал или исчезал в лесу, говорили, что его «обошел» лесовик, что он попал «на дорогу лешего», которая и увела его прочь с человеческих путей, сгубила.
Проклятых и заблудившихся, не сумевших найти дорогу домой или не «отведенных», не спасенных родными лесной хозяин забирает себе «в присягу».
Избавиться от морочащего людей лесного духа можно было посредством молитвы или, напротив, матерной брани; рассмешив лешего; крикнув «овечья морда, овечья шерсть»; перевернув, перетряхнув одежду на левую сторону, переобувшись. По поверьям, леший страшился также соли и огня, очищенной от коры липовой палочки (лутошки) или рябиновой палочки, которую не мог перешагнуть. Напугать или убить лешего можно было, выстрелив в него медной пуговицей. Пропавших «отводили» с помощью молебнов, нередко обращались к колдунам, относили лесному духу дары. В Архангельской губернии, надеясь возвратить уведенных, лешему предназначали зерно, серебро, кусок шелка. Все это бросали, стоя спиной, «через себя», чтобы, не дай Бог, не увидеть лешего, приходящего за ними «бурей и облаком».
Опасаясь быть «уведенными» лесным хозяином, крестьяне старались соблюдать определенные правила (избегали произносить проклятья, особенно «Веди, леший!», входили в лес, благословясь, испросив разрешения у лесовика, старались не шуметь, не оставаться в лесу в сумерки и т.д.) Но поскольку и «след лешего», и «недобрая минута», в которую могло «увести», представлялись в принципе невидимыми и невычислимыми, то лес всегда таил в себе множество непредсказуемых опасностей и случайностей, облик которых нередко принимали лесные духи.
Проклятые и «уведенные», заблудившиеся люди поступают на попечение лешего. Пока их участь не определена окончательно, они кружат с лешим-вихрем, а затем могут поселиться в его избе (большом доме в лесу). Отсюда лесной хозяин посылает их в деревни добывать неблагословленную еду, а также раздувать пожары. (Пожар, огонь, по поверьям, также находятся в ведении лешего – стихийного духа. В рассказе из Вологодской губернии во время сильного лесного пожара крестьянин вдруг замечает лешего, старательно раздувающего огонь.)
Кроме проклятых и потерявшихся в лесу людей, в подчинении у лесного духа находятся также самоубийцы и похищенные лешим (то есть неведомо как погибшие) дети. Таким образом, лес, издревле почитавшийся обителью мертвых (которых иногда и хоронили в лесной чаще), остается местом пребывания умерших неестественной смертью и в поверьях XIX–XX вв. Все эти покойники, по мнению крестьян, могут сами стать лесными духами, лешими; представления о лешем-стихии объединены здесь с представлениями о лешем – старшем покойнике, «лесном патриархе», предке, от которого могут зависеть жизнь и смерть человека. В Олонецкой губернии «уводящих» детей лесовиков называли «лесные старики», «лесные отцы».
Среди русских крестьян XIX-XX вв. популярны рассказы о том, как лесной хозяин не просто забирает к себе проклятую девушку, но и заботливо растит ее, выдавая затем замуж и возвращая людям. Возможно, что в подобных повествованиях отразились воспоминания о некогда бытовавшем обычае временной изоляции подростков, подготавливаемых к переходу в иную возрастную группу и вступлению в брак. Так или иначе, но лесовик и в этих рассказах выступает как умудренный особыми знаниями «хозяин» и леса, и человеческой судьбы.
Не случайно поэтому, что леший, по поверьям крестьян многих районов России, ведает будущее, наделен даром пророчества. «Мужик Кузьмин рассказывал мне и божился, – сообщает П.С. Ефименко из Архангельской губернии, – что выходит каждый год в лес на Святки, а он [леший] выйдет и спрашивает: «Что тебе надо?» А Кузьмин начинает расспрашивать: «Каков год? Каков хлеб? Будет ли солдатчина? Будет ли в море рыба?» Леший говорит – будет или нет; так до трех раз. За третьим разом леший захохочет и, сказавши: «Ах, дурак, все одно слово помнит!» (то есть все спрашивает об одном) – уйдет в лес» [Ефименко, 1864]. Лесной дух может помогать и в святочных гаданиях.
В Новгородской губернии считали, что если в четверг Пасхальной недели сесть в лесу на старую березу и громко три раза крикнуть: «Царь лесовой, всем зверям батько, явись сюда!» – то леший явится и скажет будущее.
Крестьяне верили, что леший может научить ворожить побывавших у него людей. В Олонецкой губернии полагали, что лесовик «и вся его стихийная братия» являются человеку исключительно перед бедой. По рассказам крестьян других районов России, нередко погибают и случайно встретившиеся с лесным хозяином люди.
Однако это лишь одна из граней образа многоликого лесного духа. Предсказать действия лешего-судьбы, договориться с ним действительно трудно, но в целом он не столько грозен, сколько «причудлив» и даже «любит тех, кто пожелает ему добра» (Новг.). Леший, невидимое и видимое бытие которого (как и сам лес) издревле сопутствовало жизни крестьян, наделен в поверьях многими человеческими чертами, даже слабостями. Он похож на людей, участвует в жизни крестьянской общины. С ним можно познакомиться, расположить его к себе.
Лесные хозяева под предводительством своего атамана любят забавляться, подвешиваясь на деревьях (Тульск.); они не прочь выпить и посещают «царевы кабаки» (Самар., Олон,); лесовики играют в карты «на зверей». (В 1852 году, по рассказам крестьян, сибирские лешие проиграли русским и гнали проигрыш (лесных зверей) через Тобольск на Уральские горы.) У леших есть солдатчина, они воюют между собой и с водяными.
Лесные хозяева нередко появляются и в деревнях. Они пытаются соблазнять девушек, женщин. В Новгородской губернии записан рассказ о крестьянке, неосторожно пожелавшей видеть на месте пьяного мужа лешего. После этого лесной хозяин начинает каждый вечер ходить к ней через трубу. Измученная женщина избавляется от лесовика лишь с помощью святого угодника. Лешие подменяют своими и похищают оставленных без присмотра крестьянских детей, но, по повествованию из Мурманской области, лесной хозяин в благодарность за уважительное отношение возвращает матери забытого на сенокосе младенца и становится ее «кумом», помогает пасти коров.
В рассказе из Вятской губернии леший изводит крестьянина, настойчиво посещая его дом. В материалах из Новгородской губернии лесной дух крадет в деревне гвозди на постройку своей избы, дразнит и пугает крестьянок, появляясь на деревенской ограде. По поверьям, лесовик любит музыку и может попросить человека обучить его игре на гармони.
Появляющийся в деревне леший не только проказит, вредит или дразнится, но и следит за соблюдением важнейших правил поведения, например, наказывает за работу в праздники, посылает своих «подручных-проклятых» похищать еду, оставленную нерадивыми хозяйками без благословения.
Иногда лесной хозяин даже участвует в полевых работах, В Вятской губернии записан рассказ, напоминающий известную сказку о крестьянине и медведе: леший помогает поселянину вспахать поле (таскает на себе плуг) – в награду за «вершки» урожая (т. е. за ботву выращенной репы).
Есть рассказы и о лешем, нанимающем человека к себе на службу (например, шить сапоги) (Вятск.).
Лесовик ценит доброе отношение. Когда проходящий по лесу человек снимает с дерева подвешенного на нем лешего, то лесной хозяин в благодарность помогает ему разбогатеть (Волог.). В Вятской губернии бытует сюжет о портном, попавшем в солдаты и сбежавшем со службы; герой видит в лесу водяных, дерущихся с лешими. Он выручает леших, сказав им «Бог помочь», за что лесовик, приняв облик генерала, отправляет его в отставку и относит домой «на крошках».
Лесной хозяин может и пригласить, повести к себе в гости; иногда он «шутит» со своими гостями, но иногда обходится с ними «по чести». В один из праздников мужик, пожелавший «погостить у лешова», встречает на дороге старичка, который приводит его в дом-особняк: «Пришли, смотрит мужик – на столе всего-то понаставлено: и пива, и вина, и пирогов-то всяких. Посадили мужика за стол, угощают. Мужик выпил рюмку, а сам думает: «К лешему, к лешему я попал, наверное, – надо выбираться». И говорит хозяину: «Спасибо, дедушко, на угощении, – всем доволен, только ты уж, пожалуйста, проводи меня на дорогу: надо домой идти, боюсь, не заблудиться бы». – «Ладно, пойдем». Идут они тихонечко, и мужик все думает: «Эх! Заведет меня леший куда-нибудь, а делать нечего, пошел, дак иди». Вдруг старик и говорит: «Теперь, дядя, не заблудишься». И не стало старика. Мужик смотрит, а он у самого своего дома стоит на крыльце» (Волог.).
Лесной дух вездесущ, разнолик, но наиболее важной для крестьян остается его роль «хозяина леса и зверей», от которого особенно зависит удача охотников, благополучие пастухов.
Лесной хозяин следит за поведением людей в своих владениях; он не переносит шума, ночной работы в лесу, да и вообще «не любит, когда часто поминают его из пустого или ругаются им. Вреда большого за это он никому не сделает, зато досыта напугает» (Вятск.), Леший охраняет лес от ворующих его (Тульск.); раскалывает поленницы нарубленных в лесу дров (Новг.). Особенно опасен лесовик вечером, ночью; оставаясь на ночь в лесу, нужно просить благословения у лесного хозяина (Олон.). Человек, собирающийся переночевать в лесной избушке, также непременно должен обратиться к ее «хозяевам» – лешему и лешачихе с почтительными словами, например: «Большачок и большушка, благословите ночевать и постоять раба Божия < имя >!» (Олон.). Если же не сделать этого и затопить печь не благословясь, в избу «налезут» нечистые духи.
Неугодных ему людей леший не только пугает и уводит; он может вызывать тяжелую, порой смертельную болезнь. Откупиться от лесовика, смягчить его гнев можно подношениями, оставляемыми на пне, на лесном перекрестке. Крестьяне многих районов России считали, что в подарок лешему нужно обязательно положить яйцо. Если олонецкий крестьянин знал, что захворал в лесу, он должен был взять яйцо в левую руку и, встав на перекрестке, произнести: «Кто этому месту житель, кто настоятель, кто содержавец, тот дар возьмите, а меня простите во всех грехах и всех винах, сделайте здраву и здорову, чтобы никакое место не шумело, не болело» (яйцо оставляли на перекрестке) (Олон.).
Подчиненными лесовику, лесному царю считались звери и птицы, особенно медведи, волки: «Медведь у лешего любимый зверь. Леший, всегдашний охотник до вина, никогда почти не выпьет ни одного ведра, не попотчевав зауряд и медведя. Леший никого, кроме медведя, не берет в услужение себе. Подкутивший леший любит соснуть часок-другой, и медведь в это время ходит около него дозором <... > Леший угощает медведя вином, а медведь лешего – медом» (Вятск.). По поверьям Смоленщины, волки находятся под властью честного леса или лесного царя (иногда в облике белого волка) и св. Егория. Чтобы расположить к себе лесных обитателей, в лесу оставляли специально предназначенную им на съедение овечку.
Согласно общераспространенным представлениям, леший, «хозяин» зверей, обладает способностью и губить домашнюю скотину, напускать на нее медведей, волков, и охранять стадо по договору с крестьянами. Леший, лешачиха могут и похитить, увести скот, и, при правильном обращении с ними, помочь его отыскать.
Обычно когда стадо первый раз по весне выходило в поле, то его поручали невидимому надзору св. Егория, но при этом пастух нередко заключал (или «подновлял») договор с лесным хозяином, лешим. Хороший пастух, по понятиям крестьян, должен был знать условия заключения и соблюдения такого соглашения (включавшего относ, жертву лесному духу). Знающиеся с нечистыми духами пастухи во многих районах России почитались колдунами. На Терском Берегу Белого моря местные жители еще недавно вспоминали о пастухах-поморах, «сильных» колдунах, которые сумели «закрыть» их скот, сделать его невидимым для зверей.
Завести добрые отношения с лесным хозяином старались и охотники, также подносившие ему дары (чаще всего – блины, «христовские» (пасхальные) яички). Дружный с охотником лесовик мог выгнать зверя под выстрел охотника, направить его руку, сделать метким стрелком.
Порою леший сам начинает помогать соблюдающему все правила поведения в лесу или расположившему его к себе человеку. В рассказе из Архангельской области (Пинега) охотник жалеет, не убивает «медведицу с медвежатами, волчицу с.волчатами, зайчиху с зайчатами»: «И пошел дальше, да и заблудился. Блуждал, блуждал, до болота дошел. Совсем деться некуда. Туг вдруг леший пришел. «Ты, – говорит, – мое стадо пожалел, а я, – говорит, – тебя пожалею», Взял его на спину и понес. Несет, несет, аж в зубах свистит, Стали уж деревни. «Ну, – леший говорит, – свой дом узнай». Тот и уцепился за трубу. Да и проснулся на печке, за горшок с кашей держится».
Лесной хозяин доброжелателен и нейтрален по отношению к тем, кто помнит о нем и старается почтить; разгневавшись, леший выгоняет охотников с солонцов (В. Сиб.), заводит в лесные чащобы (Олон.), «выбрасывает» из лесных избушек (Мурм., Олон.).
Нередко лесовик, как и другие духи, «озорничает бессмысленно и зло», вредит без видимых причин или губит охотящихся в пределах его владений. В северных районах России популярен сюжет о ненасытном лешем-людоеде, поедающем охотников, которые останавливаются на ночлег в лесной избушке (он съедает сначала ужин охотников, а затем собак и самих охотников).
В рассказе, записанном на Пинеге, охотник случайно ранит лешего-зверя. Он догадывается о том, что нанес рану не обычному животному, и принимает меры предосторожности: одевает в кафтан и шапку березовый чурбан, укладывая его на свое место. Ночью появляется лесовик с огромной дубиной и с размаху бьет по пню, считая, что разделался с обидчиком. Подобные сюжеты в различных вариантах популярны среди крестьян и охотников-промысловиков, особенно севера России. В них отразились представления о необходимости искупительных жертв «хозяину зверей» за наносимый его владениям урон. И хотя в рассказе, записанном на Вологодчине, тяжбу охотника и лешего разбирает даже «суд леших», образ неумолимого лешего-людоеда сходен скорее с образом лешего – стихийного духа, вольного и необузданного обитателя лесов, поступки которого не всегда предсказуемы, объяснимы.
По некоторым поверьям, человек мог заключить и особый договор с лесным хозяином, отрекшись от Бога и близких (в частности, сняв крест, «заделав св. Дары в березу» и выстрелив в них через левое плечо) (Тульск.). Решившийся на это становился «сильным» колдуном. Крестьяне Архангельской губернии верили, что если в ночь перед Ивановым днем идти в лес, срубить осину вершиной на восток и, стоя на пне (глядя меж ног на восток), произнести: «Дядя леший, покажись не серым волком, не черным вороном, не елью жаровою: покажись таким, каков я!», то появится леший в образе мужика. В обмен на душу человека он заключит с ним договор, обязуясь помогать, запретив, однако, об этом рассказывать.
Жители Сургутского края считали, что увидеть лешего (если он путает в дороге лошадей) можно, посмотрев вперед «сквозь дугу, меж ушей лошади, и тогда леший примет свой настоящий вид: страшного, огромного, выше леса человека в белом одеянии» (от молитвы леший удалится «с шумом и грохотом»).
Образ лешего в поверьях так же разнообразен, как лес, окружавший крестьянина с рождения до смерти. Многоликий лесной хозяин, вызывающий к себе двойственное отношение, в поверьях большинства районов России все же не представляется злокозненным существом, противным Богу и людям. Как и лес, он неизбежный и необходимый участник бытия крестьян; леший небезопасен, но в чем-то и привычен. Благодаря вере в «живой» лес, лесных духов таинственные лесные пространства оказываются приближенными к человеку, а человек, растения, звери, птицы нередко становятся не противниками, а родственниками, соседями, союзниками.
Старожилы лесовики перед отправлением на сплав или рубку умеют предохранять себя, знают, как "заклясть леса". Они отыскивают лядину, т. е. такую возвышенность, которая обросла мелким лесом и где, между прочим, присоседилась рябина. В ней-то и вся сила обороны. Вырубается такая ветка, у которой есть "отростелина" (отпрыск), и еще несколько рябиновых палочек. Одни кладут против сердца, другие на спинной хребет, а без тех и других заговор царю Мусаилу не действителен, и прошение он оставит у корня рябины без последствий и никаких угроз не побоится.
Кому удавалось видеть лешего, хотя бы и через лошадиное ухо, те рассказывают, что у него человеческий образ. Так, например, в Новгородчине видали лешего во образе распоясанного старика в белой одежде и белой большой шляпе. Олончане же настолько искусились в опознавании всей лесной нечисти, что умеют отличать настоящих леших в целых толпах их от тех "заклятых" людей, которые обречены нечистой силе в недобрый час лихим проклятьем. Леший отливает синеватым цветом, так как кровь у него синяя, а у заклятых на лицах румянец, так как живая кровь не перестает играть на их щеках. Орловcкий леший — пучеглазый, с густыми бровями, длинной зеленой бородой; волосы у него ниже плеч и длиннее, чем у попов. Но, впрочем, в черноземной Орловской губернии лешие стали редки, за истреблением их жилищ (т. е. лесов), а потому за наиболее достоверными сведениями об этой нечисти следует обращаться к жителям севера. Здесь эта нечисть сохраняется местами в неизменном старозаветном виде (например, в Вятской и Вологодской губ.).
Настоящий леший нем, но голосист: умеет петь без слов и подбодряет себя хлопаньем в ладоши. Поет он иногда во все горло (с такой же силой, как шумит лес в бурю) почти с вечера до полуночи, но не любит пения петуха и с первым выкриком его немедленно замолкает. Носится леший по своим лесам как угорелый, с чрезвычайной быстротой и всегда без шапки. Бровей и ресниц у него не видно, но можно ясно разглядеть, что он — корноухий (правого уха нет), что волоса на голове у него зачесаны налево. Это удается заметить, когда он иногда подходит к теплицам дроворубов погреться, хотя в этих случаях он имеет обыкновение прятать свою рожу. Владея, как и прочая нечисть, способностью перевертываться, леший часто прикидывается прохожим человеком с котомкой за плечами. При этом некоторым удавалось различать, что он востроголовый, как все черти. С последним показанием, однако, сведущие люди не соглашаются, признавая в лешем, как и в домовом, нечисть, приближающуюся к человеческой природе, а многие прямо-таки видят в нем "оборотня", т. е. человека, обращенного в лешего.(...)
Лешие умеют хохотать, аукаться, свистать и плакать по-людски, и если они делаются бессловесными, то только при встрече с настоящими живыми людьми. Во Владимирской губернии, где леших крестьяне называют "гаркунами", прямо уверены в том, что эта нежить произошла от связи женщин с нечистой силой и отличается от человека только тем, что не имеет тени.
Лешие не столько вредят людям, сколько проказят и шутят, и в этом случае вполне уподобляются своим родичам — домовым. Проказят они грубо, как это и прилично неуклюжим лесным жителям, и шутят зло, потому что все-таки они не свой брат крещеный человек. Самые обычные приемы проказ и шуток леших заключаются в том, что они обводят человека, т.е. всякого, углубившегося в чащу с целью собирать грибы или ягоды, они либо "заведут" в такое место, из которого никак не выбраться, либо напустят в глаза такого тумана, что совсем собьют с толку, и заблудившийся человек долго будет кружить по лесу на одном и том же месте. Но зато, выбравшись кое-как из чащи, натерпевшийся страху искатель грибов непременно потом будет рассказывать (и может быть, вполне чистосердечно), что он видел лешего живым, слышал его свист, его ауканья и хлопанье в ладоши.
Однако во всех таких приключениях, нередких в деревенской жизни (особенно после гулянок со сватами и пиров с кумовьями), шаловливый и сам гульливый леший все-таки не ведет людей на прямую погибель, как делает это настоящий дьявол. Притом же от проказ лесного можно легко отчураться, конечно, прежде всего молитвой и крестным знамением, а затем при помощи известных приемов, которым учат с малолетства по заповедям отцов и прадедов. Так, заблудившемуся рекомендуется присесть на первой колоде, снять с себя и выворотить наизнанку носильное платье и затем в таком виде надеть на себя. Обязательно при этом также левый лапоть надеть на правую ногу или правую рукавицу на левую руку. Если же в беду попали двое или трое, то нм следует всем перемениться одеждой, предварительно выворотив ее наизнанку (в этом случае рекомендуется подражать обычаю того же лешего, у которого все навыворот и наизнанку). Можно точно также вызволиться из беды, проговоривши любимую поговорку лешего, которую удачливые люди успели подслушать у него издали: "Шел, нашел, потерял". А кто спохватится закричать: "Овечья морда, овечья шерсть", перед тем леший исчезает с криком: "А, догадался!"
Бывают, впрочем, случаи, когда все способы борьбы с лешими оказываются бессильными. Это случается раз в год, в тот заповедный день, когда лешие бесятся (4 октября). В этот день знающие крестьяне в лес не ходят.
На Ерофея мученика указано лешим пропадать или замирать. Перед этим они учиняют неистовые драки, ломают с треском деревья, зря гоняют зверей и наконец проваливаются сквозь землю, чтобы явиться на ней вновь, когда она отойдет или оттает весною, и начать снова свои проказы все в одном и том же роде.
Вообще, побаиваясь злых и неожиданных затей лешего, лесной народ не прочь над ним посмеяться, а пользоваться его именем как ругательным словом вся крещеная Русь считает первым удовольствием ("иди к лешему", "леший бы тебя задавил" и т. п.).
Существование "лесовых" внесло в жизнь и быт лесных обитателей своеобразные верования, не лишенные некоторых нравственных правил, так что миф о леших недаром просуществовал на Земле тысячелетия. По народным воззрениям, леший служит как бы бессознательным орудием наказания за вольные и невольные грехи человека. Так, помимо того, что он заставляет бесконечно блуждать по лесу рассеянных людей, забывших осенить себя крестным знамением при входе в глухие трущобы, — он же является мстителем и во многих других случаях. В Никольском уезде (Вологодская губ.), например, леший на виду у всех унес мужика в лес за то, что тот, идя на колокольню, ругался непотребным словом. Еще сильнее карает леший за произнесение проклятий, и если случится, например, что роженица, потерявши в муках родов всякое терпение, проклянет себя и ребенка, то ребенок считается собственностью лешего с того момента, как только замер последний звук произнесенного проклятия. Обещанного ему ребенка леший уносит в лес тотчас по рождении, подкладывая вместо него "лесное детище" — больное и беспокойное. В случае же, если каким-нибудь чудом заклятого ребенка успеют окрестить ранее, так что взять его сразу нельзя, то леший ждет до 7 лет отрочества и тогда сманивает его в лес. (Лешему дана одна минута в сутки, когда он может сманить человека.) В лесу проклятые живут обыкновенно не долго и скоро умирают. А если и случится, что кто-нибудь из них, по усиленным молитвам матери, выживет, то находят его в самом жалком виде: ходит он одичалым, не помнит, что с ним было, и сохраняет полнейшее равнодушие ко всему, что его может ожидать при совместной жизни с людьми. Деревенские слухи очень настойчиво приписывают, между прочим, лешим страсть к женщинам и обвиняют их в нередких похищениях девушек. Кое-где рассказывают об этих связях с мелкими подробностями и уверяют, что похищенные девушки никогда не рожают детей. В Тульской губернии (в Одоевском уезде) указывают на окрестности села Анастасова и уверяют, что в старину, когда около села были большие леса, девушки сами убегали к лешим, жили с ними года два-три и затем возвращались домой с кучей денег и т. п. Едва ли, впрочем, во всех подобных рассказах лешие не смешиваются с заведомо сладострастными чертями дьявольской породы. Лешим также навязывают жен одинаковой с ними породы (лешачиха, лешуха) и детенышей ("лешеня"), но в этих духах отчасти подозревают живущих в камышах русалок из некрещеных младенцев, отчасти проклятых людей, которые в ожидании светопреставления от безделья также проказят (отчего и зовутся, между прочим, "шутихами").
[ Регистрация | Вход ]