levfedotov3
Часть I (Тетрадь XIV)
«Хотя сейчас Германия находится с нами в дружественных отношениях,
но я твердо убежден (и это известно также всем), что это только
видимость. Я думаю, что этим самым она думает усыпить нашу бдительность,
чтобы в подходящий момент всадить нам отравленный нож
в спину. Эти мои догадки подтверждаются тем, что германские войска
особенно усиленно оккупировали Болгарию и Румынию, послав туда
свои дивизии. Когда же в мае немцы высадились в Финляндии, то я
твердо приобрел уверенность о скрытной подготовке немцами нападения
на нашу страну со стороны не только бывшей Польши, но и со
стороны Румынии, Болгарии и Финляндии, ибо Болгария не граничит с
нами по суше, и поэтому она может не сразу, вместе с Германией, выступить
против нас. А уж если Германия пойдет на нас, то нет сомнения
в той простой логической истине, что она, поднажав на все оккупированные
страны, особенно на те, которые пролегают недалеко от наших
границ, вроде Венгрии, Словакии, Югославии, а может быть, даже Гре-
6
ции и, скорее всего, Италии, вынудит их также выступить против нас
с войной.
Неосторожные слухи, просачивающиеся в газетах о концентрации
сильных немецких войск в этих странах, которую немцы явно выдают
за простую помощь оккупационным властям, утвердили мое убеждение
в правильности моих тревожных мыслей. То, что Германия задумала
употребить территории Финляндии и Румынии как плацдарм для
нападения на СССР, это очень умно и целесообразно- с ее стороны, к
несчастью, конечно, нужно добавить, владея сильной военной машиной,
она имеет полную возможность растянуть восточный фронт от льдов
Ледовитого океана до черноморских волн.
Рассуждая о том, что, рассовав свои войска вблизи нашей границы,
Германия не станет долго ждать, я приобрел уверенность в том, что
лето этого года будет у нас в стране неспокойным. Долго ждать Германии
действительно нечего, ибо она, сравнительно мало потеряв войск
и вооружения в оккупированных странах, все еще имеет неослабевшую
военную машину, которая в течение многих лет, а особенно со времени
прихода к власти фашизма, пополнялась й крепла от усиленной работы
для нее почти всех отраслей промышленности Германии и которая находится
вечно в полной готовности. Поэтому стоит лишь только немцам
расположить свои войска в соседних с нами странах, она имеет полную
возможность без промедления напасть на нас, имея всегда готовый к
действию механизм. Таким образом, дело только лишь в долготе концентрации
войск. Ясно, что к лету концентрация окончится и, явно
боясь выступить против нас зимой, во избежание встречи с русскими
морозами, фашисты попытаются втянуть нас в войну летом... Я думаю,
что война начнется или во второй половине этого месяца (т. е. июня),,
или в начале июля, но не позже, ибо ясно, что германцы будут стремиться
окончить войну до морозов.
Я лично твердо убежден, что это будет последний наглый шаг германских
деспотов, так как до зимы они нас не победят, а наша зима
их полностью доконает, как это было дело в 1812 году с Бонапартом.
То, что немцы страшатся нашей зимы,— это я знаю так же, как и то,
что победа будет за нами! Я только не знаю, чью сторону примет тогда
Англия, но я могу льстить себя надеждой, что она, во избежание волнений
пролетариата и ради мщения немцам за изнурительные налеты на
английские острова, не изменит своего отношения к Германии и не
пойдет вместе с ней.
Победа-то победой, но вот то, что мы можем потерять в первую половину
войны много территории, это возможно. Эта тяжелая мысль
вытекает у меня из чрезвычайно простых источников. Мы, как социалистическая
страна, которая ставит жизнь человека превыше всего,
сможем во избежание больших людских потерь, отступая, отдать немцам
кое-какую часть своей территории, зная, что лучше пожертвовать
частями земли, чем людьми,(ведь та) земля в конце концов, может быть,
и будет нами отвоевана и возвращена, а вот жизни наших погибших
бойцов нам уже не вернуть. Германия же, наоборот, стремясь захватить
побольше земель, будет бросать войска в наступление напропалую,
не считаясь ни с чем. Но фашизм жаждет не сохранения жизни
7
его солдат, а новых земель, ибо самая основа нацистских мыслей —
это завоевание новых территорий и вражда к человеческим жизням.
Захват немцами некоторой нашей территории еще возможен и потому,
что Германия пойдет только на подлость, когда будет объявлять о
начале выступления против нас. Честно фашисты никогда не поступят!
Зная, что мы представляем для них сильного противника, они, наверное,
не будут объявлять нам войну или посылать какие-либо предупреждения,
а нападут внезапно и неожиданно, чтобы путем внезапного
вторжения успеть захватить побольше наших земель, пока мы еще будем
распределять и стягивать свои силы на сближение с германскими
войсками. Ясно, что честность немцев совершенно скоро погубит, а путем
подлости они смогут довольно долго продержаться.
Слов нет — германский фашизм довольно силен и хотя уже немного
потрепался за время оккупации ряда стран, хотя разбросал по всей
Европе, Ближнему Востоку и Северной Африке свои войска, он все же
еще, выезжая только на своей чертовски точной военной машине, смо-
жет броситься на нас. Для этого он имеет еще достаточно сил и неразумности.
Я только никак не могу разгадать, чего ради он готовит на нас
нападение? Здесь укоренившаяся природная вражда фашизма к советскому
строю не может быть главной путеводной звездой! Ведь было
бы все же разумно с его стороны окончить войну с англичанами, залечить
свои раны и со свежими силами ринуться на Восток, а тут он,
8
еще не оправившись, не покончив с английским фронтом на западе,
собирается уже лезть на нас. Или у него в запасе есть, значит, какие
нибудь секретные новые способы ведения войны, в силе которых он уве-
рен, или же он лезет просто сдуру, от вскружения своей головы от мно-
гочисленных легких побед над малыми странами.
Уж если мне писать здесь все откровенно, то скажу, что, имея в виду
у немцев мощную, питавшуюся многие годы всеми промышленностями
военную машину, я твердо уверен в территориальном успехе немцев
на нашем фронте в первую половину войны. Потом, когда они уже
ослабнут, мы сможем выбить их из захваченных районов, и, перейдя к
наступательной войне, повести борьбу уже на вражеской территории.
Подобные временные успехи германцев еще возможны и потому, что
мы, наверное, как страна, подвергшаяся внезапному и вероломному
нападению из-за угла, сможем сначала лишь отвечать натиску вражеских
полчищ не иначе как оборонительной войной...
Я готов дать себя ко вздергиванию на виселицу, но я готов уверить
любого, что немцы обязательно захватят все эти наши новые районы
и подойдут к нашей старой границе, так как новые границы мы, конечно,
не успели и не умеем укрепить. Очевидно, у старой границы они
задержатся, но потом вновь перейдут в наступление, и мы будем вынуждены
придерживаться тактики отступления, жертвуя землей ради
жизни наших бойцов. Поэтому нет ничего удивительного, что немцы
9
вступят и за наши старые границы и будут продвигаться, пока не выдохнутся.
Вот тогда только наступит перелом, и мы перейдем в наступление.
Как это ни тяжело, но вполне возможно, что мы оставим немцам,
по всей вероятности, даже такие центры, как Житомир, Винница,
Витебск, Псков, Гомель, и кое-какие другие. Что касается столиц наших
старых республик, то Минск мы, очевидно, сдадим; Киев немцы
также могут захватить, но с непомерно большими трудностями.
О судьбах Ленинграда, Новгорода, Калинина, Смоленска, Брянска,
Гомеля, Кривого Рога, Николаева и Одессы — городов, лежащих относительно
невдалеке от границы, я боюсь рассуждать. Правда, немцы,
безусловно, настолько сильны, что не исключена возможность потерь
и этих городов, за исключением только Ленинграда.
То, что Ленинграда немцам не видать, это я уверен твердо. Ленинградцы
— народ орлы! Если же враг и займет его, то это будет лишь тогда,
когда падет последний ленинградец. До тех пор, пока ленинградцы
на ногах, город Ленина будет наш! То, что мы можем сдать Киев, в это
я еще верю, ибо мы будем его защищать не как жизненный центр, а
как столицу Украины, но Ленинград непомерно важнее и ценнее для
нашего государства.
Возможно, что немцы будут брать наши особенно крупные города
путем обхода и окружения, но в это я верю лишь в пределах Украины,
ибо, очевидно, главные удары противника будут обрушиваться на наш
юг, чтобы лишить нас наиболее близких к границе залежей криворожского
железа и донецкого угля. Тем более немцы могут особенно нажимать
на Украину, чтобы не так уж сильно чувствовать на себе крепость
русских морозов, ибо война обернется в затяжную борьбу, в чем
я сам лично нисколько не сомневаюсь. А известно, что на Украине
сильные морозы редкое явление.
Обходя, например, Киев, германские войска могут захватить по
дороге даже Полтаву и Днепропетровск, а тем более Кременчуг и Чернигов.
За Одессу как за крупный порт мы должны, по-моему, бороться
интенсивнее, чем даже за Киев, ибо Одесса ценнее последнего, и я думаю,
одесские моряки достойно всыпят германцам за вторжение в
область их города.
Если же мы и сдадим по вынуждению Одессу, то с большой неохотой
и гораздо позже Киева, так как Одессе сильно поможет море.
Понятно, что немцы будут мечтать об окружении Москвы и Ленинграда,
но, я думаю, они с этим не справятся; это им не Украина, где
вполне возможна такая тактика. Здесь же дело касается жизни двух
наших главнейших городов — Москвы как столицы и Ленинграда как
жизненного промышленного и культурного центра.
Допустить сдачу немцам этих центров — просто безумие. Захват
нашей столицы лишь обескуражит наш народ и воодушевит врагов.
Потеря столицы — это не шутка!
Окружить Ленинград, но не взять его фашисты еще смогут, ибо он
все же сосед границы; окружить Москву они, если бы даже и были в силах,
то просто не смогут это сделать в области времени, ибо они не
10
успеют замкнуть кольцо к зиме — слишком большое тут расстояние.
Зимой же для них районы Москвы и дальше будут просто могилой!
Таким образом, как это ни тяжело, но временные успехи немцев
в территории непредотвратимы. От одного они не спасутся даже во времени
этих успехов: они как армия наступающая, не заботящаяся о
человеке, будут терять живые и материальные силы, безусловно, в
больших масштабах по сравнению с нашими потерями. Наступающая
армия всегда способна встречать больше трудностей и способна терпеть
больше потерь, чем армия отступающая,— это закон!
Я, правда, не собираюсь быть пророком, я мог и ошибиться во всех
этих моих предположениях и выводах, но все эти мысли возникли у
меня в связи с международной обстановкой, а связать их и дополнить
мне помогли логические рассуждения и догадки. Короче говоря, будущее
покажет».
В приведенном без купюр отрывке дневника (кстати, впервые опубликованного!)
нет ни одного утверждения, которое не исполнилось бы в
течение последующих четырех лет предсказанной Левой Федотовым
войны. Поразительно емки и точны его строки, в которых раскрыт
основной смысл, содержание, сущность захватнического плана «Барбаросса
» и дан блестящий детальный прогноз будущего, показана
ущербность и бесперспективность этого плана, составленного крупнейшими
военными специалистами рейха, неизбежность краха германских
военных устремлений.
11
Рассуждая о неизбежной грядущей войне, Лева Федотов учитывает
возможность ее вмешательства в повседневные мальчишеские дела.
Задумав в конце учебного года с приятелем Димой пеший поход
по маршруту Москва — Ленинград, который они намерены были осуществить
после сдачи экзаменов, он пишет:
«05.6,41... Мы уговорились выйти в конце этого месяца, ибо по сводкам
в это лето должна быть почти всегда хорошая погода. Продвигаясь
в день обычным шагом, делая по 40—50 км, мы могли бы достичь
Ленинграда за 12—15 дней.
Тщательно все разработав, мы увидели, что безумства и ухарства
в задуманном нами предприятии нет.
Но дома мною овладела тревога: я вспомнил о моих рассуждениях
о возможности войны с Германией, ибо очутиться во время военных
действий где-нибудь в дороге мне не улыбалось, так как тогда бы
мы встречали совершенно иные трудности, к которым мы не были бы
готовы. Рисковать же ради риска — нет смысла: от этого никому особенной
пользы не будет. Но потом я успокоился на этот счет, так как
мы с Димкой задумали двинуться в путь на грани июня и июля, а война,
скорее всего, должна будет возникнуть в двадцатые числа июня
или в первые числа июля, следовательно, она нас предупредит, если
только она, конечно, начнется. А уверенность в близкой войне у меня
почему-то сильно укрепилась.
Ну вот наконец-то я дошел до сегодняшнего дня. Сегодня утром я
сдал географию, как уже раз упоминал, и очутился на полнейшей
свободе.
Георгий Владимирович (наш Верблюд) был в хорошем настроении.
Я еще в начале учебного года писал, что наш географ изменился
и стал очень хорошим человеком, не то, что в прошлом учебном
году.
12
Мне повезло: я выудил билет, в состав которого входила кое-какая
часть Италии, которую я знаю еще с давних пор из-за своего письменного
доклада по ней. Я натрепался, что знал, и меня оставили
в покое.
Димка сразу же после экзаменов сообщил мне, что он уже послал
письмо в Ленинград своему дяде, где сообщил ему о возможной встрече
в это лето. Дома, придя из школы, я написал обещанное мною
Рае и Моне послеэкзаменационное письмецо, где сообщил также адресатам
о моем предприятии, задуманном вместе с товарищем. Желая
скорее получить ответ, чтобы узнать мнения своих ленинградцев, я
очень просил их хотя бы открыткой ответить в день получения моего
письма. Таким образом, через четыре-пять дней я уже могу ждать
ответа.
Я как бы вскользь заметил в письме, что мое стремление попасть
таким интересным способом в Ленинград очень велико, и если не какое-
нибудь из ряда вон выходящее событие, то я могу смело уже говорить
об этом лете как о проведенном в городе Ленина. Я не пояснял этой
своей мысли в письме, но под этим «событием» имел в виду войну
Германии с нами!
«Может, уже Мишке (Михаилу Коршунову, закадычному другу Левы
— ныне детскому писателю.— Ю. Р.) не придется в Крыму долго
быть!» — подумал я, возвращаясь с почты домой, когда сплавил письмо
в почтовый ящик. Ведь если грянет война, то нет сомнения в том, что
он вернется в Москву».
Вот так обыкновенно, буднично Лева говорит о грядущей войне, как
о чем-то естественном, очевидном, возможном, как о реальном факторе,
вмешательство которого в повседневную жизнь весьма вероятно.
Его влияние Лева учитывает практически во всех своих повседневных
делах и мыслях о летнем отпуске друзей. Стоит обратить внимание
еще на одну деталь. Лева не афиширует свои мысли о неизбежности
скорой войны, не делится ими ни с кем.
Вновь к теме войны в дневнике он обращается лишь в записи от
21 июня 1941 года.
