levfedotov6
Часть IV
(11.07.1941... о Победе и... штурме... Берлина...)
Заканчивается третья неделя войны. Армия изнемогает. Наши войска
отброшены на 300—600 километров, ситуация отнюдь не способствует
радужному настроению. Но запись от 11 июля в Левином дневнике
четко указывает на его поразительную уверенность в успехе Родины.
Он пишет:
«Вчера из газет я узнал оригинальную новость: в Германии уже
бывали случаи, когда высшие охранные политические органы фашистов,
т. е. известные всем по своей жестокости и отборной кровожадности
члены «СС», проводили аресты в штурмовых отрядах. Дело в том,
что мировое мнение полно слухами о разногласиях фашистской партии
на счет войны с Россией, считая ее безумным шагом, а известно, что
штурмовики — это младшие братья по должности самих членов «СС»
и так же, как и последние, состоят из отборных фашистских элементов.
Таким образом, аресты штурмовиков говорят о непрочности и
шаткости фашистской клики.
Я думаю, что, когда фашисты будут задыхаться в борьбе с нами,
дело дойдет в конце концов и до начальствующего состава армии.
Тупоголовые, конечно, еще будут орать о победе над СССР, но более
разумные станут поговаривать об этой войне, как о роковой ошибке
Германии.
Я думаю, что в конце концов за продолжение войны останется
лишь психопат Гитлер, который ясно не способен сейчас и не способен
и в будущем своим ограниченным ефрейторским умом понять бесперспективность
войны с Советским Союзом; с ним, очевидно, будет
Гиммлер, потопивший разум в крови народов Германии и всех порабощенных
фашистами стран, и мартышка Геббельс, который как полоумный
раб будет все еще по-холопски горланить в газетах о завоевании
России даже тогда, когда наши войска, предположим, будут штурмовать
уже Берлин.
Сегодня сводка с фронта была неплохая: было ясно, что немцы,
кажется, остановились; но в их дальнейшем продвижении я не сомневаюсь.
Они могут укрепиться на достигнутых позициях и перейти
вновь к наступлению. От своих рассуждений, которые я излагал в
дневнике 5 июня — в начале этого лета,— я еще не собираюсь отрекаться
».
Мы уже говорили, что дневник обрывается на записи от 23 июля
1941 года. А Лева в нем размышляет о... штурме Берлина и о поведении
при этом гитлеровского окружения. И снова прогноз в значительной
мере точен, настолько, что его можно считать идеально совпавшим с
реальной жизнью. Конечно, идентификация реальных событий в данном
случае может быть лишь приблизительной. Однако судите сами..
33
Но многое из описанного в дневнике, на мой взгляд, не может быть
результатом анализа ситуации середины 1941 года...
Снова совпало? Ну, знаете!..
«Нарушение графика разгрома России», уже отмечавшееся нами
распоряжение Браухича еще в июле 1941 года относительно зимнего
снаряжения, громадные потери: так, с 22 июня 1941 года по 28 февраля
1942 года потери вермахта по официальным немецким данным достигли
210 572 убитых; 747 761 раненого, 43 303 пропавших без вести;
112 672 обмороженных, охладили пыл, подействовали как ушат холодной
воды (К а р ш а и Э л е к. От логова в Берхтесгадене до бункера
в Берлине.— М., 1968.— С. 188). Задумались многие.
Доходит до того, что полковник Штауффенберг, в боях потерявший
правую руку, два пальца левой, левый глаз, в Виннице в августе
1942 года во время конной прогулки с гневом воскликнул:
«Да неужели же в ставке фюрера не найдется ни одного офицера,
который выстрелом из пистолета прикончит эту свинью?» (Ф и н к е р
К у р т . Заговор 20 июля 1944 года. Дело полковника Штауффенбер-
га.—М., 1976.—С. 134).
Даже неунывающий Геббельс не вытерпел и 11 апреля 1943 года занес
в свой дневник: «Трудно даже представить себе, как закончится
война и как мы сможем добиться победы» ( Г у с М и х а и л . Безумие
свастики.— М., 1973.— С. 117). Но это были «мысли про себя». Министр
пропаганды не мог позволить себе повторить это публично.
Нарастает недовольство. В феврале 1944 года в районе Корсунь-
34
Шевченковского окружения, в котле в результате преступного приказа
«держаться до последнего» нашли свою смерть 55 тысяч немецких
солдат.
Генерал Вальтер фон Зайдлиц писал:
«Необходимо всеми силами бороться с тем помутнением разума,
до которого довел немцев Гитлер. Для этого мы будем идти по следам
каждой лжи Гитлера, вскрывать и уничтожать ее. И мы преодолеем это
помутнение разума. Необходимо и физически уничтожить тех, кто совершает
преступление по отношению к немецкому народу,— Гитлера
и его подручных. Мы не остановимся и перед этим!» (Ф и н к е р
К у р т . Заговор 20 июля 1944 года.— С. 159).
Зреет заговор. Идейным руководителем заговорщиков был генерал
Штюльпнагель, командовавший оккупационными войсками во Франции,
почему штаб заговора был в Париже. Следует заметить, что участники
заговора объединялись отнюдь не единым мнением. Кроме уже
названного полковника Штауффенберга, безусловно, патриотически
настроенного фон Зайдлица, в числе заговорщиков оказались и такие,
как Шпейдель, до того усердно занимавшийся превращением Украины
в «выжженную землю», понявшего в ту пору, как он сам писал, что
дни его обожаемого фюрера, которому он служил одиннадцать лет,
сочтены. И он решил заблаговременно «соскочить с подножки». Являясь
врагом коммунистов, он считал целесообразным вступить в контакт
с американскими империалистами и их генералами, с которыми
после заключения мира хотел снова ринуться на восток («Операция
«Тевтонский меч». Торндайк Аннели и Эндрю, Раддау Карл.— М.,
1960.—С. 12 и далее).
20 июля 1944 года в ставке фюрера заговорщики организовали
взрыв бомбы. Заряд в своем портфеле принес полковник Штауффен-
берг. Однако фюрер отделался лишь контузией.
Между прочим, в заговоре принимал участие и уже упоминавшийся
нами бывший в 1941 году послом Германии в СССР Шуленбург, предупредивший
Деканозова о том, что война начнется 22 июня,— он показал
себя ортодоксом.
Заговорщики были схвачены, подвергнуты жесточайшим пыткам и
допросам, а затем повешены. После покушения все руководители
вермахта старались перещеголять друг друга в выражениях преданности
фюреру, стремясь отвести от себя его гнев.
Таким образом, в числе заговорщиков действительно были, как и
писал Лева, высшие военные, по разным причинам не довольные фюрером,
как патриотически настроенные, готовые на все ради народа Германии,
так и те, которых более беспокоила «их рубашка». Итак, уже
с 1941 года началось постепенное отрезвление в армии и в верхах рейха.
Оно продолжалось до последних дней фашистской Германии.
Уже в конце апреля 1945 года, после того как советские войска
прорвали оборону немцев и заняли Франкфурт и Ораниенбург, Герман
Геринг, ранее назначенный преемником Гитлера, посылает ему
ультиматум, заявляя о своем намерении вести переговоры с генералом
Эйзенхауэром. Геринг предупредил фюрера, что, не получив ответа,
возьмет в свои руки власть и руководство рейхом. Гитлер снимает
35
Геринга со всех постов, приказывает его арестовать и казнить. Эсэсовцы
арестовывают Геринга, но части люфтваффе освобождают своего
шефа (К а р ш а и Э л е к. От логова в Берхтесгадене до бункера в
Берлине.— С. 247).
Почти одновременно с действиями Геринга показал себя и главнокомандующий
СС и полиции Гиммлер, проливший кровь миллионов,
также пытавшийся захватить власть. Он входит в контакт с американцами
и англичанами, предлагая им капитуляцию германской армии.
В предсмертном завещании Гитлер исключает Гиммлера из партии
и снимает его со всех постов. Но до 29 апреля Гиммлер был рядом с
фюрером.
Абсолютно точно совпал прогноз, относящийся к «мартышке-
Геббельсу». Мало того, что его, оказывается, называли в Германии
«верной собакой фюрера» ( Р ж е в с к а я Е л е н а . Берлин, май
1945.— М., 1975.— С. 154), что примененное Левой высказывание
«по-холопски», «рабски» очень точно относительно Геббельса. Но
Геббельс действительно по-собачьи, по-рабски следовал за фюрером
буквально до смертного часа, до могилы в смрадной от бензина воронке
авиабомбы во дворе имперской канцелярии.
Так, 23 апреля 1945 года Гитлер, окружая себя преданными
людьми, позвонил Геббельсу и велел ему вместе с женой и детьми
переселиться в его бункер. Жена Геббельса, Магда, умоляла Гитлера
36
покинуть Берлин, что дало бы ей возможность выехать с детьми из
столицы. Но фюрер был неумолим. Напомним дальнейшее.
Смерть Гитлера описывалась многократно, всем памятна или известна.
Неподалеку от Рейхстага, поблизости от трупов Гитлера и его
жены Евы Браун, были также найдены обгорелые тела Геббельса и
его жены Магды, отравившихся соединениями циана.
А до того врач Гельмут Кунц по просьбе Магды ввел детям Геббельсов
(5 девочек и 1 мальчик) под видом прививки по 0,5 см3 морфия.
Затем Магда вместе с врачом Гитлера Штумпфеггером разжимала спящим
детям рты, вкладывала ампулы с ядом им в рот и... сжимала их
челюсти до хруста стекла... Все было кончено... Затем супруги Геббельсы
покончили с собой. Геббельс, как и предвидел Лева, был с фюрером
до конца! ( Р ж е в с к а я Е л е н а . Берлин, май 1945.— С. 79
и 153).
Но еще 21 апреля, когда рядом со зданием министерства пропаганды,
руководимого Геббельсом, рвались советские снаряды, Геббельс
провел свою последнюю конференцию. Он был мертвенно бледен. Его
напряжение вылилось в крикливый припадок ненависти:
«Немецкий народ,— кричал он,— немецкий народ! Что можно сделать
с таким народом, если он не хочет воевать. Все планы национал-
социализма, его идеи и цели были слишком возвышенны, слишком
благородны для этого народа. Он был слишком труслив, чтобы осуществить
их... немецкий народ заслужил участь, которая его' теперь ожидает!
»
И выкрикнул в адрес участников конференции: «Теперь вам перережут
глотки!» ( Б е з ы м е н с к и й Лев. Разгаданные тайны третьего
рейха.— М., 1981. — С. 124). Что было дальше — хорошо известно.
Работая с дневником, вчитываясь и вдумываясь в смысл его строк,
написанных без подготовки, как правило, без перечеркиваний и прочих
следов правки, что читатель, надеюсь, отметит на прилагаемых фотокопиях
отдельных страниц этого документа, я поражался широте и
глубине Левиного мышления, многомерности (не многоплановости, а
именно многомерности) его высказываний, ибо они содержат в себе не
только страшное, кровавое, жестокое, трагичное будущее, но и неколебимую
уверенность в торжестве Родины, лишь иногда омрачаемую отдельными
нотками сомнения автора дневника в личном участии в этих
делах. Похоже, что и это обстоятельство он предвидел так или иначе,
ибо в тексте дневника эта нотка сожаления, невозможности личного
участия постоянна.
